JК
Благородство поражения. Трагический герой в японской истории :: Моррис Айван
Страница: 512 из 552Во время войны на Тихом океане, мотивация категорией он, разумеется, относилась не только к камикадзе, но, кажется, их она стимулировала особенно интенсивно, и намеренная полнота их самопожертвования являлась степенью их благодарности.
Они были благодарны, прежде всего, Японии — стране, в которой родились, и императору, воплощавшему ее уникального «государственное устройство» (кокутай) и добродетели. Во все новых и новых описаниях самоубийственных атак мы читаем о том, что последние слова пилотов относились к императору, который, несмотря на несколько тусклую персональность, являл собой высшую фигуру отца японской нации-семьи. Приведем выдержку из последнего письма, которое лейтенант Ямагути Тэруо из двенадцатой воздушной армии написал своему отцу непосредственно перед вылетом на операцию:
«…Вряд ли стоит говорить об этом сейчас, но к двадцати трем годам я выработал собственную философию.
Во рту появляется неприятный привкус, когда я думаю о том, как обманывают ни в чем не повинных граждан некоторые из наших хитрых политиков. Однако, я готов следовать приказам вышестоящего командования и даже политиков, так как верю в японское государственное устройство. Японский образ жизни действительно прекрасен, я горжусь им, поскольку принадлежу японской истории и мифологии, в которых отражается чистота наших предков и их вера в прошлое… Этот образ жизни — продукт всего самого лучшего, что передали нам наши предки.
Они были благодарны, прежде всего, Японии — стране, в которой родились, и императору, воплощавшему ее уникального «государственное устройство» (кокутай) и добродетели. Во все новых и новых описаниях самоубийственных атак мы читаем о том, что последние слова пилотов относились к императору, который, несмотря на несколько тусклую персональность, являл собой высшую фигуру отца японской нации-семьи. Приведем выдержку из последнего письма, которое лейтенант Ямагути Тэруо из двенадцатой воздушной армии написал своему отцу непосредственно перед вылетом на операцию:
«…Вряд ли стоит говорить об этом сейчас, но к двадцати трем годам я выработал собственную философию.
Во рту появляется неприятный привкус, когда я думаю о том, как обманывают ни в чем не повинных граждан некоторые из наших хитрых политиков. Однако, я готов следовать приказам вышестоящего командования и даже политиков, так как верю в японское государственное устройство. Японский образ жизни действительно прекрасен, я горжусь им, поскольку принадлежу японской истории и мифологии, в которых отражается чистота наших предков и их вера в прошлое… Этот образ жизни — продукт всего самого лучшего, что передали нам наши предки.