JК
Блокада. Книга 2 :: Чаковский Александр Борисович
Страница: 241 из 419 – Расчувствовался, разболтался! Вместо того чтобы коротко доложить, как планировали и вели бой, ударился в психологию, забыл, с кем говорю… Ведь это не с Суровцевым беседовать и даже не с Васнецовым… Это ведь сам маршал, маршал!»
Звягинцев снова посмотрел на Ворошилова и снова убедился, что тот поглощен какими-то своими мыслями.
«Наверное, он и не слышал, что я ему говорил!» – подумал Звягинцев с горечью, но и с облегчением.
Но он ошибался. Ворошилов все слышал. Более того, они были нужны, необходимы, эти слова.
Отступление Красной Армии в первые дни войны все советские люди воспринимали с болью и горечью. Но Ворошилов во сто крат больнее и горше. Ведь это была та самая армия, во главе которой он стоял долгие годы!.. «Ворошиловские стрелки», «ворошиловские залпы»… Само его имя стало символом несокрушимости Красной Армии.
И вот эта армия отступала.
Находясь в Москве, выполняя отдельные поручения Ставки, членом которой он являлся, Ворошилов рвался на фронт, глубоко веря, что, лично возглавив войска, сумеет добиться перелома.
И теперь, став главкомом одного из трех основных направлений, он думал об одном – что должен оправдать доверие партии.
И то, что уже на третий день после его вступления в новую должность враг получил серьезный отпор, стало для Ворошилова источником больших надежд.
Разумеется, он понимал, что успех этот явился не его заслугой, а следствием героических усилий ленинградцев, за короткий срок построивших укрепления на Луге, но тем не менее это было добрым предзнаменованием. И слова Звягинцева Ворошилов воспринял как подтверждение того, что успех этот не случаен.
Звягинцев снова посмотрел на Ворошилова и снова убедился, что тот поглощен какими-то своими мыслями.
«Наверное, он и не слышал, что я ему говорил!» – подумал Звягинцев с горечью, но и с облегчением.
Но он ошибался. Ворошилов все слышал. Более того, они были нужны, необходимы, эти слова.
Отступление Красной Армии в первые дни войны все советские люди воспринимали с болью и горечью. Но Ворошилов во сто крат больнее и горше. Ведь это была та самая армия, во главе которой он стоял долгие годы!.. «Ворошиловские стрелки», «ворошиловские залпы»… Само его имя стало символом несокрушимости Красной Армии.
И вот эта армия отступала.
Находясь в Москве, выполняя отдельные поручения Ставки, членом которой он являлся, Ворошилов рвался на фронт, глубоко веря, что, лично возглавив войска, сумеет добиться перелома.
И теперь, став главкомом одного из трех основных направлений, он думал об одном – что должен оправдать доверие партии.
И то, что уже на третий день после его вступления в новую должность враг получил серьезный отпор, стало для Ворошилова источником больших надежд.
Разумеется, он понимал, что успех этот явился не его заслугой, а следствием героических усилий ленинградцев, за короткий срок построивших укрепления на Луге, но тем не менее это было добрым предзнаменованием. И слова Звягинцева Ворошилов воспринял как подтверждение того, что успех этот не случаен.