JК
Блокада. Книга 2 :: Чаковский Александр Борисович
Страница: 383 из 419Он понимал, что делается сейчас в душе старого архитектора, чей путь так неожиданно скрестился с его собственным.
Он, как всегда, когда видел Валицкого, с болью подумал о Вере и с удивлением отметил, что не испытывает никакой неприязни к отцу Анатолия.
Больше того, Королев почувствовал, что судьба Веры теперь не разъединяет, но каким-то образом объединяет их.
Он выпустил руку Валицкого и тихо сказал:
– Кланяйся там Питеру… Все за него сражаемся. И не горюй, не в Ташкент едешь, Ленинград – тот же фронт.
…На следующий день Валицкий снова оказался в Ленинграде.
Полуторка довезла Федора Васильевича до улицы Стачек, откуда ему предстояло добираться до дома уже городским транспортом.
С трудом перекинув ноги через борт автомашины, Валицкий тяжело спрыгнул на мостовую. Красноармеец-попутчик протянул ему сверху небольшой чемодан и шинель, сказал: «В добрый путь, папаша!» – и помахал на прощание рукой.
Полуторка уже уехала, а Валицкий, высокий, неуклюжий, странно выглядевший в армейской пилотке, из-под которой выбивались седые волосы, в гимнастерке, едва доходившей ему до бедер, держа в одной руке потертый чемоданчик из крокодиловой кожи, сохранившийся у него еще с дореволюционных времен, в другой – помятую шинель, все еще растерянно стоял посреди мостовой.
Он очень давно не бывал в этом далеком, окраинном районе Ленинграда и теперь озирался, стараясь определить, где находится трамвайная остановка. Заметив, что прямо на него движется колонна грузовиков, он поспешно перешел на тротуар.
Он, как всегда, когда видел Валицкого, с болью подумал о Вере и с удивлением отметил, что не испытывает никакой неприязни к отцу Анатолия.
Больше того, Королев почувствовал, что судьба Веры теперь не разъединяет, но каким-то образом объединяет их.
Он выпустил руку Валицкого и тихо сказал:
– Кланяйся там Питеру… Все за него сражаемся. И не горюй, не в Ташкент едешь, Ленинград – тот же фронт.
…На следующий день Валицкий снова оказался в Ленинграде.
Полуторка довезла Федора Васильевича до улицы Стачек, откуда ему предстояло добираться до дома уже городским транспортом.
С трудом перекинув ноги через борт автомашины, Валицкий тяжело спрыгнул на мостовую. Красноармеец-попутчик протянул ему сверху небольшой чемодан и шинель, сказал: «В добрый путь, папаша!» – и помахал на прощание рукой.
Полуторка уже уехала, а Валицкий, высокий, неуклюжий, странно выглядевший в армейской пилотке, из-под которой выбивались седые волосы, в гимнастерке, едва доходившей ему до бедер, держа в одной руке потертый чемоданчик из крокодиловой кожи, сохранившийся у него еще с дореволюционных времен, в другой – помятую шинель, все еще растерянно стоял посреди мостовой.
Он очень давно не бывал в этом далеком, окраинном районе Ленинграда и теперь озирался, стараясь определить, где находится трамвайная остановка. Заметив, что прямо на него движется колонна грузовиков, он поспешно перешел на тротуар.