JК
Блокада. Книга 4 :: Чаковский Александр Борисович
Страница: 365 из 448Он стоял неподвижно, следя за каждым моим движением.
– Уходи! – сказала я.
– Но я же не верю в это! – испуганно проговорил Анатолий. – Я просто хотел показать тебе…
– Уходи! – повторила я.
– Это же глупо! – неожиданно визгливым голосом воскликнул он. – Я просто поднял этот листок на улице…
– Уходи! – в третий раз повторила я.
Что я могла сказать ему еще? Что боялась встречи с ним, потому что любила его? Боялась, чтобы его чистые руки не прикоснулись к моему телу, оскверненному липкими, потными руками немецких солдат? Что я могла страшиться чего угодно – что он разлюбит меня, отвернется, найдет другую?.. Но только не этого! Только не того, что я услышала от нега сейчас…
Я подумала о Суровцеве, о моем последнем разговоре с ним. Представила себе, как он, влекомый неодолимым желанием быть там, где бьются его товарищи, на этом страшном Невском плацдарме, уходит из нашего госпиталя. И последние слова той его записки тоже вспомнила: «А он вернется!»
Вот он и вернулся… Я с ненавистью посмотрела на Анатолия.
Он как-то неуклюже потоптался на месте, потом стал надевать шинель. Долго не мог попасть в рукав. Наконец оделся в пошел к двери.
– Забери свой мешок, – сказала я. – И это. То, что лежит на столе.
Анатолий обернулся.
– Отдай матери, – глухо сказал он.
– Она не будет этого есть. И я не буду. Никто не будет. Возьми.
Он все еще стоял у двери.
– Уходи! – сказала я.
– Но я же не верю в это! – испуганно проговорил Анатолий. – Я просто хотел показать тебе…
– Уходи! – повторила я.
– Это же глупо! – неожиданно визгливым голосом воскликнул он. – Я просто поднял этот листок на улице…
– Уходи! – в третий раз повторила я.
Что я могла сказать ему еще? Что боялась встречи с ним, потому что любила его? Боялась, чтобы его чистые руки не прикоснулись к моему телу, оскверненному липкими, потными руками немецких солдат? Что я могла страшиться чего угодно – что он разлюбит меня, отвернется, найдет другую?.. Но только не этого! Только не того, что я услышала от нега сейчас…
Я подумала о Суровцеве, о моем последнем разговоре с ним. Представила себе, как он, влекомый неодолимым желанием быть там, где бьются его товарищи, на этом страшном Невском плацдарме, уходит из нашего госпиталя. И последние слова той его записки тоже вспомнила: «А он вернется!»
Вот он и вернулся… Я с ненавистью посмотрела на Анатолия.
Он как-то неуклюже потоптался на месте, потом стал надевать шинель. Долго не мог попасть в рукав. Наконец оделся в пошел к двери.
– Забери свой мешок, – сказала я. – И это. То, что лежит на столе.
Анатолий обернулся.
– Отдай матери, – глухо сказал он.
– Она не будет этого есть. И я не буду. Никто не будет. Возьми.
Он все еще стоял у двери.