Блокада. Книга 4   ::   Чаковский Александр Борисович

– Значит, надежды на прорыв… никакой?

– Если смотреть правде влицо…

– Ты это «если» для дошкольных ребят оставь, товарищ Васнецов. В парткоме Кировского можно говорить без всяких там «если».

– Хорошо. Думаю, что в ближайшее время на прорыв блокады рассчитывать трудно.

– За что же люди-то гибнут?

– Не один Ленинград в Советской стране, Максимыч. Москва под угрозой, сам знаешь. Надо сковать врага здесь.

– Как в басне про медведя? Кто кого сковывает-то?

– Мы сковываем, Максимыч, мы! – твердо ответил Васнецов. – Не меньше двадцати пяти немецких дивизий. А может, и больше. В этом и есть главная правда. И главный сейчас наш долг.

Королев молчал.

– Я понимаю тебя, Максимыч, – заговорил опять Васнецов, – трудно. Очень трудно и… горько. Сейчас прошел по цехам. Рабочие еле на ногах держатся. При мне токарь в инструментальном в голодный обморок упал.

– Мало в цехах пробыл, – угрюмо проговорил Королев, глядя куда-то в сторону, – больше бы таких обмороков увидел. Ты на ноги-то рабочих глядел? Как у слонов стали. Распухли. Сам еле в валенки влезаю.

Чем мог ободрить Васнецов этого старого человека, знавшего его еще юношей? Что из того, что он, Васнецов, был теперь секретарем горкома, а старик Королев – одним из десятков тысяч кадровых питерских рабочих?

Каждому из ленинградцев за эти месяцы войны не раз приходилось испытывать горечь тяжелых разочарований.