Большой серафим   ::   Биой Касарес Адольфо

В первый раз – с каких пор, и сам уже не помнил – он почувствовал себя счастливым. Причиной тому частично явилось мальчишеское тщеславие, присущее всем мужчинам, частично – сама комната, похожая на келью, на убежище, а еще – вид из окна на поле. Впрочем, неважно, отчего возникло это чувство удовольствия; важно, что по времени оно, это чувство, почти непосредственно предшествовало беспокойству и тревоге, что охватили его на пляже. Вообще-то человек, оправляющийся от болезни, из-за пустяков переходит от благоденствия к унынию; однако правда и то, что Альварес спустился к морю, полный радости.

Он пробыл на пляже не менее трех часов, сначала на солнце, потом в тени скал, потому что вспомнил историю о курортниках, неизменно красных, как лангусты: минутная неосторожность, чересчур тесное слияние со стихией – и вот ты вынужден ночью смазывать очищенным маслом ожоги второй степени, а затем погружаться в яркие фантазии бреда. Альварес не хотел, чтобы столь банальная неприятность загубила ему отдых.

Не желая также и портить отношения с хозяйкой, без четверти час он пустился с пляжа в обратный путь. Хоть обоняние его уже и привыкло, он все же почуял, что странный запах от моря усиливается.

Обедали они за бесконечно длинным столом. Альварес, старичок с прозрачной кожей – звали его Линч, и он преподавал в каком-то институте в Килмесе [7] – и хозяйка: она-то и объяснила, что и ее дочь, и прибывшая с ними дама, и другие постояльцы, все молодые, не вернутся в гостиницу до заката.