JК
Честь :: Покровский Григорий Александрович
Страница: 187 из 583Но на смену этому приходила не то безнадежность, не то такая же безнадежная решимость, и Антон старался тогда затолкать непокорную совесть на задворки души, чтобы не пищала, и принимал самый независимый и гордый вид.
И настороженность – что мама заметила, что не заметила? И хитрость: в кармане лежат полученные от Вадика два рубля, а когда пошел в кино, спросил деньги у мамы да еще сдачу принес, чтобы не было подозрений.
– Дай на дорогу.
– Возьми в буфете.
– Нет, дай сама.
Вот он подчеркнуто старается «уложиться в режим» и, приходя домой, спрашивает:
– Я не опоздал?
Но вот нельзя было не опоздать, и тогда, как сказал бы Вадик, приходилось «применять грубость». А у мамы от этого слезы и слезы.
– Тоник! Ну, Тоник! Я прошу тебя: остепенись! Неужели ты хочешь попасть под какое-нибудь страшное колесо?
– Не пугай ты меня никакими колесами. А как ты стала меня прижимать – хуже всяких колес, как в тюрьме!
– Ты еще не знаешь, как в тюрьме-то!
– Я не знаю, другие знают.
– Кто?.. Тоник! Откуда у тебя все это? Господи!
Подозрения все чаще заползают в душу Нины Павловны и становятся все страшнее.
Вот Антон собирается на каток.
«Да какой же сейчас каток? – думает Нина Павловна. – Зима кончается. Оттепель».
Она по-своему завязывает шнурки на его конькобежных ботинках. Антон приходит поздно вечером.
–Ну что ж, был на катке?
– Был.
– Катался?
– Катался.
И настороженность – что мама заметила, что не заметила? И хитрость: в кармане лежат полученные от Вадика два рубля, а когда пошел в кино, спросил деньги у мамы да еще сдачу принес, чтобы не было подозрений.
– Дай на дорогу.
– Возьми в буфете.
– Нет, дай сама.
Вот он подчеркнуто старается «уложиться в режим» и, приходя домой, спрашивает:
– Я не опоздал?
Но вот нельзя было не опоздать, и тогда, как сказал бы Вадик, приходилось «применять грубость». А у мамы от этого слезы и слезы.
– Тоник! Ну, Тоник! Я прошу тебя: остепенись! Неужели ты хочешь попасть под какое-нибудь страшное колесо?
– Не пугай ты меня никакими колесами. А как ты стала меня прижимать – хуже всяких колес, как в тюрьме!
– Ты еще не знаешь, как в тюрьме-то!
– Я не знаю, другие знают.
– Кто?.. Тоник! Откуда у тебя все это? Господи!
Подозрения все чаще заползают в душу Нины Павловны и становятся все страшнее.
Вот Антон собирается на каток.
«Да какой же сейчас каток? – думает Нина Павловна. – Зима кончается. Оттепель».
Она по-своему завязывает шнурки на его конькобежных ботинках. Антон приходит поздно вечером.
–Ну что ж, был на катке?
– Был.
– Катался?
– Катался.