JК
Честь :: Покровский Григорий Александрович
Страница: 205 из 583А если не уследишь? Хороший тот, кто от души хороший, сам! А кто настраивает себя…
– Так что? Не нужно и настраивать?
– Нет, почему? – Антон пожал плечами и, снова ссутулившись, замолчал.
И Марине вдруг стало жалко его.
– Тебе, очевидно, очень трудно жить, Антон? – тихо спросила она:
– А жить, очевидно, вообще трудно! – не поднимая головы, ответил Антон.
– Что у тебя? – Марина положила руку на его рукав.
Этот жест потряс Антона, все загорелось в ней, и заговорила, кажется, каждая жилочка. Он глянул на эти пальчики – маленькие-маленькие, тоненькие-тоненькие – и готов был разреветься, разрыдаться и все рассказать. По разве это возможно! Это значит – потерять все и сразу! Как можно?
Он взял себя в руки и неопределенно ответил:
– Так… Дома!
– Я немного слышала, – сказала Марина. – Это, вероятно, очень тяжело. Я не знаю… Я не испытала. У нас, дома благополучно. У меня хорошие бутя и мутя… Прости! Это я папу с мамой так называю,
– А у меня… – Антон махнул рукой и отвернулся.
– А ты расскажи, легче будет! – опять тронув его на рукав, тихо проговорила Марина.
Антон воодушевился, он рад был тому, что хотя бы эту тяжесть он действительно сбросит со своей души… Он рассказал о своей поездке в Ростов, о встрече с отцом, о подслушанном ночном разговоре и своих думах на буфере вагона и только о слезах умолчал, но зато, взглянув на Марину, увидел, что она плачет.
– Так что? Не нужно и настраивать?
– Нет, почему? – Антон пожал плечами и, снова ссутулившись, замолчал.
И Марине вдруг стало жалко его.
– Тебе, очевидно, очень трудно жить, Антон? – тихо спросила она:
– А жить, очевидно, вообще трудно! – не поднимая головы, ответил Антон.
– Что у тебя? – Марина положила руку на его рукав.
Этот жест потряс Антона, все загорелось в ней, и заговорила, кажется, каждая жилочка. Он глянул на эти пальчики – маленькие-маленькие, тоненькие-тоненькие – и готов был разреветься, разрыдаться и все рассказать. По разве это возможно! Это значит – потерять все и сразу! Как можно?
Он взял себя в руки и неопределенно ответил:
– Так… Дома!
– Я немного слышала, – сказала Марина. – Это, вероятно, очень тяжело. Я не знаю… Я не испытала. У нас, дома благополучно. У меня хорошие бутя и мутя… Прости! Это я папу с мамой так называю,
– А у меня… – Антон махнул рукой и отвернулся.
– А ты расскажи, легче будет! – опять тронув его на рукав, тихо проговорила Марина.
Антон воодушевился, он рад был тому, что хотя бы эту тяжесть он действительно сбросит со своей души… Он рассказал о своей поездке в Ростов, о встрече с отцом, о подслушанном ночном разговоре и своих думах на буфере вагона и только о слезах умолчал, но зато, взглянув на Марину, увидел, что она плачет.