Честь   ::   Покровский Григорий Александрович

– Трусишь? – со своей нехорошей улыбочкой спросил Вадик.

– Да нет, ребята! Что вы? – прислушиваясь к тому, что происходит за дверью, быстро заговорил Антон. – Зачем? Я не трушу. А только… Нет, ребята! А может, не стоит? А? Ведь попадемся!

– Значит, трусишь! – не спуская с него своих колючих глаз, бросил Генка.

– Нет, нет! Я не боюсь! А только…

Он запнулся, не зная, как выразить то, что он хотел им сказать, а они поняли все и без слов.

– Значит, в воскресенье, в семь! – жестко, но все же пытаясь сохранить на своем лице тень дружеской улыбки, подтвердил Вадик.

Антон хотел сказать, что нет, он все равно не придет, что лучше не ездить и им, но… Но в это время на переносье Генки Лызлова угрожающе сошлись брови, и он, как никогда угрожающе, сказал:

– Не выйдешь – на нож станешь!..

Много позже Антону пришлось столкнуться с человеком, который напомнил ему этот страшный и, может быть, решающий момент. Много позже этот человек рассказал ему свою историю, как затянула его такая же мертвая петля и как он решил вырваться из нее, вырваться хотя бы ценой жизни. Он рассказал, как бывшие дружки его тоже «поставили на нож» – затянули куда-то в темный угол и судили его за измену, как приставили к его горлу нож, как сделали этим ножом надрез по горлу и как он сказал тогда себе в эту последнюю минуту: «Ну что ж! Ну и умру! Ладно!» И, точно почувствовав эту непреклонную решимость чести, дружки дали ему по шее и отпустили.