Честь   ::   Покровский Григорий Александрович

А впереди,за окнами, загорались спасительные огни. Москва!



31



Как тесно! Кругом не то народ, не то сгрудились какие-то чемоданы… Да, чемоданы! Они давят и жмут, и нечем дышать, и некуда деться. Они громоздятся все выше и выше, вот-вот упадут, уже валятся, и тогда… Откуда их столько? Зачем?.. Антон выставляет вверх руки, пытаясь удержать падающую на него громаду, настоящую гору, потому что это, оказывается, не чемоданы, а камни, и эта гора навалилась на него всей грудой и дрожит как от землетрясения. Руки Антона немеют, пытаются все это удержать и не могут: все сразу рушится и несется на него с грохотом, сверкая огнями, разгораясь, раскаляясь и превращаясь в пылающий шар, ослепительный, как золотые часики. А кругом крики и лай собак. Да нет. Каких собак? Это одна собака, большая и красивая, как серый волк, на котором по глухому еловому лесу скачет Иван-царевич с прижавшейся к нему царевной. Собака лает и прыгает вокруг Антона и пытается лизнуть его в самые губы, а он поднимает ружье и целится в нее. И тогда какие-то чудища обступают его и охватывают своими длинными и мохнатыми, точно еловые сучья, лапами и жмут, жмут, жмут, и сдирают с него кепку, и опять уже нечем дышать, и Антон совсем задыхается, всеми силами старается сбросить со своих плеч вцепившиеся в них лапищи и, обессилев от страха, кричит:

– Не хочу! Не надо! Не хочу!

Но лапы продолжают держать его за плечи и начинают трясти.