Честь   ::   Покровский Григорий Александрович

– Чего ты тут трешься? Марш отсюда! – прикрикнул Дунаев и, еще ближе придвинувшись к Антону, продолжал: – Мы с этим Елкиным сколько возимся и по-хорошему и по-всякому, а все равно – как со стенкой беседуем. Связался с Сазоновым, и началась ихняя песня дудка в дудку.

– А кто – Сазонов? – спросил Антон.

– А тот, что в санчасти лежит. Пальцы себе растравил, вот и лежит с распухшими руками.

– Зачем растравил?

– Спроси. Тоже во взрослую колонию собирается и всем мозги втирает. Там его будто малина ждет: и школы нет, учиться не нужно, и времени больше, и режим вольнее, в карты хлестаться можно. А тоже общественник был, санитар. А подходит срок к концу, вот и решил оправдаться.

– Как – оправдаться? Перед кем?

– Ну как – перед кем? Перед теми, перед ворами. Чтобы они, значит, простили ему то, что он общественником был. Значит, отбыл парень срок, а ума не набрался. И этого дурака, Елкина, туда же тянет. Ухитрились напиться вместе и по трое суток в трюме отсидели.

В спальню вошел надзиратель, и разговоры сразу умолкли, ребята накрылись одеялами и сделали вид, будто спят. Надзиратель вышел, и снова начались разговоры.

И тогда перед Дунаевым так же неожиданно, как Сенька Венцель, оказался Костанчи.

– Чего вы тут лясы точите?

– А тебе что – холуи твои донесли? – ответил вопросом же Дунаев. – Сам-то чего режим нарушаешь? Чего явился?

– Не тебе мне указывать. Я – командир. А вы тут уткнулись и шепчетесь.

– Ты следи за порядком, где нужно.