Страница:
2 из 39
Он хочет спросить об этом знакомого мужика -- а тот вдруг превратился в старшину Надбайло. "До чего же ты упрям, Балябинец!" -обернулся и строго сказал старшина товарищ Надбайло. Лаврухин удивился еще больше. Откуда узнал харьковский родом старшина про его, Лаврухина, деревенское прозвище? И кто мог дать ему эти данные? И старшина-то давно погиб, его зарыли еще зимой около деревеньки, которая трижды переходила из рук в руки.
Кошмарно-сонная, однако вполне четкая обида зацепилась за сердце спящего Лаврухина. Рядышком с этой обидой таилось желанное и отрадное ощущение близости кого-то родных: то ли жены Дуни, то ли Устиньи -- матери, то ли сына Мишки. А может, и все трое были где-то совсем рядышком, среди розовых клеверных клонов, которые требовалось косить, пока стоит сухая погода. Это ощущение близости родных душ и необходимости косить клевер было очень острым. Лаврухин всеми силами старался продлить отрадный сон, чтобы углядеть семью, обнять каждого, но все было напрасно... Мужик, обернувшийся старшиной Надбайлом, начал учить Лаврухина, как делать шинельную скатку. Клеверное летнее поле сменилось зимним, заснеженным, и острое ощущение близости семейства растаяло. Лаврухин заплакал во сне... Надбайло не только обозвал по прозвищу, но и начал сильно толкать в плечо, вернее, трясти за шинельный ворот:
-- Вставай, Лаврухин, хватит ухо давить!
-- А? Что? -- сполошно проснулся красноармеец.
Уже и вся батарея -- четыре орудийных расчета -- пробудилась.
|< Пред. 1 2 3 4 5 След. >|