JК
Дебри :: Уоррен Роберт Пенн
Страница: 140 из 268Но сейчас он смотрел на красные угли, слушал, как за спиной в сухой траве поет кузнечик, и думал о своем отце Леопольде Розенцвейге, который умер в убогой каморке в Баварии. Он думал о словах, произнесенных над телом, когда отца опустили в землю. О словах, просивших даровать покой всем усопшим.
Адам сидел и думал о живых, которым нет покоя на земле.
Глава 9
Стоя под козырьком палатки, списанной госпитальной палатки, по которой дождь, перестав барабанить, стекал шустрыми струйками, Адам смотрел, как его руки дотрагиваются до предметов, разложенных на импровизированном прилавке - доске, лежащей на двух бочках из-под пива. Надобности что-либо поправлять, разумеется, не было. Четверть дюйма вправо или влево ровным счетом ничего не значила для миндальной карамели, ирисок, ячменного сахара, сардин, масла, сгущенного молока, почтовой бумаги или иголок. Адам смотрел, как его руки совершают нервные, ласкающие движения, которые - при том, что льет дождь и никто даже не идет, и разорение подобралось близко, как кошка, что трется о ноги, - испокон века были ритуальными у торговцев-лоточников.
Он узнал этот жест. Он видел его раньше. Видел, как сухая, старая, желтеющая рука с такой же болезненной настойчивостью тянулась, чтобы дотронуться, переложить, без видимой цели подвинуть какую-нибудь вещицу ценою в пфенниг. Это было в Баварии, и при виде этого жеста сердце его всегда сжималось. Ему никогда не хватало смелости взглянуть в лицо человека, которому принадлежала эта рука, кем бы он ни был.
Адам сидел и думал о живых, которым нет покоя на земле.
Глава 9
Стоя под козырьком палатки, списанной госпитальной палатки, по которой дождь, перестав барабанить, стекал шустрыми струйками, Адам смотрел, как его руки дотрагиваются до предметов, разложенных на импровизированном прилавке - доске, лежащей на двух бочках из-под пива. Надобности что-либо поправлять, разумеется, не было. Четверть дюйма вправо или влево ровным счетом ничего не значила для миндальной карамели, ирисок, ячменного сахара, сардин, масла, сгущенного молока, почтовой бумаги или иголок. Адам смотрел, как его руки совершают нервные, ласкающие движения, которые - при том, что льет дождь и никто даже не идет, и разорение подобралось близко, как кошка, что трется о ноги, - испокон века были ритуальными у торговцев-лоточников.
Он узнал этот жест. Он видел его раньше. Видел, как сухая, старая, желтеющая рука с такой же болезненной настойчивостью тянулась, чтобы дотронуться, переложить, без видимой цели подвинуть какую-нибудь вещицу ценою в пфенниг. Это было в Баварии, и при виде этого жеста сердце его всегда сжималось. Ему никогда не хватало смелости взглянуть в лицо человека, которому принадлежала эта рука, кем бы он ни был.