JК
Деревянные актёры :: Данько Елена Яковлевна
Страница: 5 из 233Они толпились возле рыбных корзин, поднимали рыбу за хвост, тыкали в неё жесткими пальцами и торговались. Моя хозяйка не глядела на скромных покупательниц в невзрачных платьях, робко приценявшихся к мелкой рыбешке. Она замечала издали и зазывала к себе важных дворецких, толстых поваров и румяных кухарок из богатых домов. Эти покупатели брали у нас самую дорогую рыбу, а иногда покупали товар целыми корзинами. Моя хозяйка старалась им угодить.
После заката мы уносили корзины с рынка и по дороге домой долго колесили по убогим переулкам, сбывая остатки рыбы беднякам.
Вечером тётка Теренция зажигала сальный огарок и пересчитывала дневную выручку. Потом, помолившись богу, она давала мне последнюю затрещину и укладывалась спать. Я тоже засыпал на своём половике, усталый, голодный и несчастный.
Дни проходили скучные и похожие друг на друга, как мелкие рыбешки.
Я ненавидел рыбную торговлю. Мне было противно, что от меня всегда пахнет рыбой, что моя рубашка вымазана рыбьими потрохами, что даже в волосах у меня застревают липкие рыбные чешуйки. Но хуже всего было то, что мне приходилось сидеть целые дни как привязанному возле моей хозяйки. Я до смерти боялся тётки Теренции.
Она сидела на своём табурете грузная и неподвижная, как идол. Я смотрел на её жёлтое, словно опухшее лицо, на злые, поджатые губы, на чёрную бородавку над левым глазом и боялся шевельнуться.
После заката мы уносили корзины с рынка и по дороге домой долго колесили по убогим переулкам, сбывая остатки рыбы беднякам.
Вечером тётка Теренция зажигала сальный огарок и пересчитывала дневную выручку. Потом, помолившись богу, она давала мне последнюю затрещину и укладывалась спать. Я тоже засыпал на своём половике, усталый, голодный и несчастный.
Дни проходили скучные и похожие друг на друга, как мелкие рыбешки.
Я ненавидел рыбную торговлю. Мне было противно, что от меня всегда пахнет рыбой, что моя рубашка вымазана рыбьими потрохами, что даже в волосах у меня застревают липкие рыбные чешуйки. Но хуже всего было то, что мне приходилось сидеть целые дни как привязанному возле моей хозяйки. Я до смерти боялся тётки Теренции.
Она сидела на своём табурете грузная и неподвижная, как идол. Я смотрел на её жёлтое, словно опухшее лицо, на злые, поджатые губы, на чёрную бородавку над левым глазом и боялся шевельнуться.