Душа   ::   Триоле Эльза

Создать автомат по подобию божию…» Она повернула голову к окну, к саду, к этому пустынному уголку, зажатому глухими стенами, увидела заброшенное крыльцо, ступеней которого ни разу не коснулась нога человека… А что, если Голем… Он ходит так, словно вот-вот упадет ничком, лицо у него широкое, желтое, раскосые глаза, выступающие скулы… Натали почувствовала себя способной его увидеть, в ней самой живут силы, которые могут породить человека-автомата, не живое, но и не мертвое существо… Возможно, эта минута ужо наступила? Ведь каждые тридцать три года можно увидеть Голема, который идет вам навстречу, но по мере приближения к человеку становится все меньше и меньше, и когда он, уже совсем крошка, подходит вплотную, он вдруг исчезает, словно его и не было! Роман (или легенда) указывал даже точный адрес Голема, дом в пражском гетто. Желая выследить это внушающее ужас чудище, все жители дома условились вывесить на своих окнах белье, и только тогда они заметили, что есть еще одно окно, забранное решеткой, и именно на нем-то и не вывесили белья… Помещение, которое по их расчетам находилось за этим окном, не имело ни двери, ни какого-либо другого выхода. Тогда какой-то храбрец спустился по веревке с крыши, чтобы заглянуть за решетку, но веревка оборвалась, и он раскроил себе череп о мостовую.

Натали принюхалась: пахнет вафлями, ванилью, должно быть, Мишетта печет что-то вкусное. Все-таки надо бы встать… Натали дружески кивнула саду, окну, пробитому в глухой стене и забранному решеткой… Должно быть, все другие с вывешенным для просушки бельем пришлось замуровать. Натали встала: пора за работу! Возможно, начнет она с этого дома, где на одном-единственном зарешеченном окне не висело белья… Потом нарисует падающего человека, оборвавшуюся веревку… Чудесно пахло ванилью. Натали прошла в ванную.



XXX. Иконописец

Почти два года назад Кристо задумал сделать ко дню рождения Натали подарок. И понятно, что за такой срок его приготовления перестали быть тайной. Повсюду он разбрасывал свои рисунки на клочках бумаги, на вырванных из тетрадки страницах, на бумажных салфетках, на новой оберточной бумаге, которую тащил из мастерских, и на смятых пакетах, какие попадались в доме, лишь бы лист был белый.