Если однажды зимней ночью путник   ::   Кальвино Итало

Только не смейтесь над такой перспективой супружеской идиллии: сумеете ли вы предложить взамен более удачный образ счастливой пары?

Ты рассказываешь Людмиле о романе, который читал, поджидая ее в кафе.

— Тебе нравятся такие книги: с первой же страницы начинаешь испытывать какое-то беспокойство...

Людмила направляет на тебя вопросительный взгляд. Может, эту фразу насчет беспокойства ты услышал не от нее, а где-то вычитал... Может, Людмила уже и не верит, что тревога есть состояние истины... Может, кто-то доказал ей, что тревога — это тоже механизм, и ничто с такой легкостью не поддается фальсификации, как бессознательное...

— Мне, — замечает она, — нравятся книги, в которых какая угодно тайна или тревога проходят через точный, холодный, незамутненный ум, как у шахматиста.

— В общем, это история человека, на которого действуют телефонные звонки. Однажды во время утренней пробежки...

— Не рассказывай. Лучше дай почитать.

— Да я и сам недалеко продвинулся. Сейчас принесу.

Встав с постели, ты идешь в другую комнату, где стремительная перемена твоих отношений с Людмилой нарушила размеренный ход событий.

И не находишь книгу.

(Ты найдешь ее на художественной выставке — и последнем творении скульптора Ирнерио. Страница, уголок которой он загнул вместо закладки, покоится в одном из оснований монолитного параллелепипеда, склеенного и покрытого слоем прозрачного лака. Коричневатая, обожженная корка, словно пламя, вырывающееся изнутри книги, выгибает поверхность страницы, обнажая последующие слои, как в узловатой древесной коре.)

— Что-то не найду.