Если однажды зимней ночью путник   ::   Кальвино Итало

Что оставалось нашему фокуснику? Чтобы не оборвалась последняя ниточка, связывавшая их, он продолжал сеять неразбериху в названиях книг, фамилиях авторов, псевдонимах, языках, переводах, изданиях, обложках, титульных листах, главах, завязках, концовках — лишь бы она узнавала его метку, приветственный жест без особой надежды на ответ. «Я осознал свою небезграничность, — признался он мне. — Во время чтения происходит нечто такое, на что я уже не в силах повлиять». Могу добавить, что эту границу не в состоянии перейти даже вездесущая полиция. Мы способны запретить людям читать, но в указе о запрете чтения все равно будет прочитываться та самая истина, которую мы хотели бы скрыть от прочтения...

— И что же с ним сталось? — спрашиваешь ты с участием, продиктованным не столько враждебностью, сколько сочувствием.

— Это был конченый человек. Мы могли сделать с ним все что угодно: отправить на каторгу или, скажем, дать какое-нибудь незначительное поручение в наших спецслужбах. Однако...

— Однако...

— Я устроил ему побег. Фиктивный побег. Фиктивный переход границы. И он снова замел следы. Иногда я узнаю его руку в случайных материалах... Он явно прибавил в мастерстве... Теперь он занимается мистификацией ради мистификации... Мы уже бессильны что-либо сделать. К счастью...

— К счастью?

— ...И от нас должно что-то ускользать... Чтобы власть сохранила поле деятельности, пространство, на которое она могла бы наложить руку...