Страница:
36 из 61
Полевой уподоблял датского принца героям своего времени, пережившим разгром декабризма, политически пассивным, бессильным перед лицом наступившей реакции и терзающимся своим бессилием; такое толкование отразилось на переводе,обусловило его злободневность и необычайный успех на русской сцене. При всей своей слабости Гамлет у Полевого оставался положительным героем, ибо в России 1830-х годов не было другой общественной силы, способной противостоять деспотизму самодержавия.
В. Г. Белинский в статье ""Гамлет". Драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета" (1838), написанной в связи с постановкой Московского театра, утверждал: "Гамлет!.. это вы, это я, это каждый из нас, более или менее, в высоком или смешном, но всегда в жалком и грустном смысле..." (Белинский, т. 2, с. 254). Белинский отошел от концепции Гете и считал, что "идея Гамлета: слабость воли, но только вследствие распадения, а не по его природе. От природы Гамлет человек сильный..." (там же. с. 293). Но этот взгляд был связан с усвоенной Белинским гегелевской философией и "примирением с действительностью" 1838-1840 гг. {См.: Фридлендер Г. М. Белинский и Шекспир. - В кн.: Белинский. Статьи и материалы. Л., 1949, т. 165; Лаврецкий А. Эстетика Белинского. М., 1959, с. 232-236; Шекспир и русская культура. М.; Л.: Наука, 1965, с. 329-331.} После перелома в его мировоззрении критик определил Гамлета как "поэтический апотеоз рефлексии" (1840; Белинский, т. 4, с. 253; при этом Белинский цитировал то же место трагедии, что и Тургенев, когда последний писал о разъединении мысли и воли; а его трагическую коллизию - как результат столкновения "двух враждебных сил долга, повелевающего мстить за смерть отца, и личной неспособности к мщению..." (1841; там же, т. 5, с. 20).
|< Пред. 34 35 36 37 38 След. >|