Страница:
104 из 156
Однажды после обеда он вышел со мной во двор и, испытующе глядя на меня, спросил:
— Не кажется ли тебе иногда, — я давно хотел с тобой поговорить об этом, — не кажется ли тебе, что Селим уж слишком увивается вокруг Гани?
Рассуждая попросту, я должен был смутиться, попавшись, как говорится, на месте преступления. Но я был настроен так, что ни одним жестом не выдал впечатления, которое произвели на меня слова отца, и спокойно ответил:
— Нет. Я знаю, что это не так.
Меня кольнуло, что отец вмешивается в такие дела. Я полагал, что раз это касается меня одного, то мне одному и решать.
— Ты уверен в этом? — спросил отец.
— Уверен. Селим влюбился в Варшаве в какую-то пансионерку.
— Видишь ли, ведь ты опекун Гани и обязан ее оберегать.
Я понимал, что мой добрый отец говорил это только затем, чтобы, пробудив любовь во мне, чем-нибудь заинтересовать меня и вырвать из того мрачного круга мыслей, в котором я замкнулся, но, словно наперекор ему, я сказал угрюмо и равнодушно:
— Какой уж я опекун! Вас тогда не было здесь, поэтому Миколай вверил ее мне, но не я же настоящий опекун.
Отец поморщился, но, видя, что этим способом он со мной не добьется толку, попробовал другой. Пряча улыбку под седыми усами, он по-солдатски прищурил глаза, легонько потянул меня за ухо и, не то по-приятельски, не то поддразнивая меня, спросил:
— А уж не вскружила ли тебе голову Ганя? Говори, мальчик, а?
— Ганя? Ничуть. Вот это было бы забавно!
Я лгал напропалую, но так гладко, что и сам был удивлен.
— Так, может Леля Устжицкая? А?
— Леля Устжицкая кокетка!
Отец рассердился.
— А если ты не влюблен, какого же черта ты жмешься, как рекрут после первой муштры?
— Право, не знаю. Ничего со мной не случилось.
|< Пред. 102 103 104 105 106 След. >|