JК
Гонконг :: Задорнов Николай Павлович
Страница: 4 из 91Истово и много молилась в церквах и соборах, ездила на поклонение мощам, заказывала молебны, исповедовалась и всем этим как бы торжественно присягала на верность. Ведь Евфимий Васильевич сам ей говорил, что ему нравится истовость веры.
...Выставив грудь в орденах, боцман Черный сходил среди расступившейся толпы со ступеней вокзала.
– Ваня! – удивилась жена, державшая его под руку. – А где же ухо-то?
Черный посмотрел на высокие дома вокруг площади и на Лиговке, как бы еще не веря, что вернулся.
– Ухо – ничего! – ответил он. С потерей уха он примирился. – Это не беда!
– Серебряным долларом американец снес ему ухо, самым краешком, и сразу выбросил, – пояснил Аввакумов.
«Обкорнали его! – подумал Глухарев, шедший с двумя рослыми сыновьями, одетыми в сапоги и кафтаны. – А то чуть что скажешь – и тут же его ухо...»
...Евфимий Васильевич, усевшись в карете рядом с Мэри, взявшей на руки маленькую Олю, очень расчувствовался и не имел никакого желания говорить про политику, о раздвинутых им на Востоке горизонтах и о просторах для будущего. С приездом в Петербург Путятин становился почти богатым человеком. За все время плавания ежемесячно получал он три тысячи рублей серебром. Тысячу министерство платило Мэри. Тысяча откладывалась до возвращения посла и адмирала. Тысячу он брал себе, но старался не тратить. Ведь никто не узнает и в историю не будет записано, как ради семьи Путятин скупился, ничего себе не позволял, берег каждую копейку. Офицерам не нравилось. Матросы замечали, но не осуждали.
...Выставив грудь в орденах, боцман Черный сходил среди расступившейся толпы со ступеней вокзала.
– Ваня! – удивилась жена, державшая его под руку. – А где же ухо-то?
Черный посмотрел на высокие дома вокруг площади и на Лиговке, как бы еще не веря, что вернулся.
– Ухо – ничего! – ответил он. С потерей уха он примирился. – Это не беда!
– Серебряным долларом американец снес ему ухо, самым краешком, и сразу выбросил, – пояснил Аввакумов.
«Обкорнали его! – подумал Глухарев, шедший с двумя рослыми сыновьями, одетыми в сапоги и кафтаны. – А то чуть что скажешь – и тут же его ухо...»
...Евфимий Васильевич, усевшись в карете рядом с Мэри, взявшей на руки маленькую Олю, очень расчувствовался и не имел никакого желания говорить про политику, о раздвинутых им на Востоке горизонтах и о просторах для будущего. С приездом в Петербург Путятин становился почти богатым человеком. За все время плавания ежемесячно получал он три тысячи рублей серебром. Тысячу министерство платило Мэри. Тысяча откладывалась до возвращения посла и адмирала. Тысячу он брал себе, но старался не тратить. Ведь никто не узнает и в историю не будет записано, как ради семьи Путятин скупился, ничего себе не позволял, берег каждую копейку. Офицерам не нравилось. Матросы замечали, но не осуждали.