Гонконг   ::   Задорнов Николай Павлович

– Веселые песни не запоешь! – молвил кто-то из глубины темной палубы.

– Давайте споем, люди просят...

– Можно! Проголошную!

Эх, помню, помню я... –

в одиночестве затянул Маточкин, покачиваясь в гамаке.

Эх, как меня мать любила, –

тихо подхватили густые и согласные голоса.

И не раз, и не два

Она мне говорила...

Маточкин слез с гамака:

Когда, Ваня, подрастешь,

Не водись с ворами.

Хор продолжал в мрачном согласии, как бы матовыми или бархатными голосами, истосковавшимися по пению.

В Сибирь-каторгу пойдешь,

Скуют кандалами.

Сбреют волос твой густой,

Вплоть до самой шеи,

Поведет тебя конвой

По матушке-Расее...

Не послушался я мать, –

жарко, с болью и жалобой ввысь поднял песню голос запевалы, -

Повелся с ворами,

В Сибирь-каторгу пошел,

Скован кандалами...

Вокруг Маслова столпились «их» матросы. На этот раз команда заинтересовалась, что за слова у такой печальной песни.

Маслов перевел. Британцы смолчали. Это касается и их. Тут даже у злодеев из морской пехоты могли бы выступить слезы.

– Братцы, а как с маршевыми песнями шли по Японии...

Всем вспомнилось, как заходили в деревню Хэда.

Шел матрос с похода,

Зашел матрос в кабак,

Эх...

– Свистуны! – раздалась команда.

Фьють, фьють...



Сел матрос на бочку,

Давай курить табак.

– Ложкари!

Ой-эй-эй...