JК
Границы из песка :: Фортес Сусана
Страница: 82 из 233Все Марокко полно таких лиц, выразительных или невозмутимых, вылепленных веками мужества и молчаливой мудрости, способных посеять беспокойство в сердце любого созерцающего их иностранца. И ощутив это беспокойство, человек начинает чувствовать себя частью мира, которого не понимает.
Дом, где живет Керригэн, находится в конце поднимающейся вверх улицы. Уже с лестницы Гарсес слышит приглушенный стук пишущей машинки, через определенные промежутки прерываемый стуком каретки и слабым звоночком. В коридоре нет замка, только щеколда, которую легко можно открыть и снаружи. Дверь в спальню приотворена, Гарсес трижды стучит костяшками пальцев и, не дожидаясь ответа, входит. На письменном столе в полной окурков пепельнице дымится сигарета, рядом с машинкой – зеленая промокашка и листы бумаги. Керригэн откидывается в кресле и, подняв руки, сцепляет их на затылке. Его глаза, сейчас совершенно невыразительные, устремляются на Гарсеса.
– Я уж думал, ты не придешь, – говорит он, не меняя позы.
Гарсес улыбается вежливо, но не виновато, да и в словах его вины не чувствуется:
– Ты же знаешь, как говорят в Танжере: спешка убивает.
Керригэн поднимается с вращающегося кресла, подходит к окну и открывает его. Поток воздуха шевелит занавески, слегка ворошит бумаги и приносит со двора запах вареного риса. При ярком свете становится виден царящий в комнате беспорядок: неубранная постель, сползшее на ковер льняное одеяло, разбросанные повсюду подушки, несколько экземпляров London Times, кое-как прикрепленных к стене, посыпанные пеплом листы на столе.
Дом, где живет Керригэн, находится в конце поднимающейся вверх улицы. Уже с лестницы Гарсес слышит приглушенный стук пишущей машинки, через определенные промежутки прерываемый стуком каретки и слабым звоночком. В коридоре нет замка, только щеколда, которую легко можно открыть и снаружи. Дверь в спальню приотворена, Гарсес трижды стучит костяшками пальцев и, не дожидаясь ответа, входит. На письменном столе в полной окурков пепельнице дымится сигарета, рядом с машинкой – зеленая промокашка и листы бумаги. Керригэн откидывается в кресле и, подняв руки, сцепляет их на затылке. Его глаза, сейчас совершенно невыразительные, устремляются на Гарсеса.
– Я уж думал, ты не придешь, – говорит он, не меняя позы.
Гарсес улыбается вежливо, но не виновато, да и в словах его вины не чувствуется:
– Ты же знаешь, как говорят в Танжере: спешка убивает.
Керригэн поднимается с вращающегося кресла, подходит к окну и открывает его. Поток воздуха шевелит занавески, слегка ворошит бумаги и приносит со двора запах вареного риса. При ярком свете становится виден царящий в комнате беспорядок: неубранная постель, сползшее на ковер льняное одеяло, разбросанные повсюду подушки, несколько экземпляров London Times, кое-как прикрепленных к стене, посыпанные пеплом листы на столе.