Изгнание   ::   Фейхтвангер Лион

Сознание, что он много раз благородно и великодушно отказывался от мысли ликвидировать всю эту сволочь из "Парижских новостей" и что, следовательно, Леа незаслуженно его обидела, возмутило его.

- Вы много для меня значите, Леа, - сказал он, и его серые глаза блеснули злобной насмешкой, рот сузился, - но не столько, чтобы я не принял меры против "Парижских новостей" единственно потому, что статьи Траутвейна производят на вас впечатление.

- Дорогой Эрих, - спокойно сказала мадам де Шасефьер, - теперь я совершенно уверена, что статья Траутвейна задела вас гораздо глубже, чем меня. Вы давно уже не вели себя так... как истый бош.

Он мысленно обругал себя. Он действительно вел себя как бош. Обычно этого с ним не бывает. Во всем виноват проклятый Траутвейн. Никак от него не избавишься, он точно песок в сапоге или, злился он, как надоедливая любовница.

- Послушайте, Эрих, - продолжала Леа, - я никогда не вмешивалась в ваши дела. Но если бы вы теперь вздумали отомстить Траутвейну за то, что он хорошо, сильно пишет, если бы вы попытались из-за этого прихлопнуть "Новости", я сочла бы такой поступок нечестным и мелочным. - Она сказала это очень легко, она сидела в удобной, грациозной позе, она говорила по-французски. Но вдруг перешла на немецкий. - Вы не посмеете этого сделать, - сказала она, - вы не должны походить на ваших грязных приспешников. Смотрите не станьте, - она искала слова, - не станьте и вы свиньей.