Капля росы   ::   Солоухин Владимир Алексеевич

Мне кажется, в те первые мирные послевоенные годы очень многие, как и я, пытались понять, разобраться, что же именно находилось у нас за спиной, какая такая страна, отчего она была так дорога поднимавшимся на немецкие пулеметы. Мы рассматривали окружающие леса и поля с нескрываемым интересом, словно это были какие-то новые лес и небо, незнакомые пашни, луга, неисследованные и нехоженные еще нами полевые тропинки. Человек, возвратившийся с Эльбы, с Большого Хингана, из Гоби, их разглядывал, как бы впервые, с чисто-детским, ребяческим интересом, с жаждой знать: кто же мы и откуда, на каких таких богатырских хлебах взращены и водой из каких таких рек заповедных были поены в детстве?

Мы не только дивились тому, что и небо, и лес, и река не несут в себе больше смерти, но еще и тому, что и небо, и лес, и река, окружающие нас, так прекрасны. Что цветы так пестры, что так много кружащихся над цветами ликующих бабочек.

Мы искали такие особые книги, которые рассказали бы нам, как назвать поточней этот мир, именуемый Родиной, – мы его защищали как нечто большое, огромное, измерявшееся не годами истории, не целыми тысячелетиями, а одной своей собственной юной жизнью, не верстами, не километрами, а движением встать, приподняться над бруствером. И вот Родина оказалась прекрасной землей, с цветами, листьями, со своим необычным вчера, с ярким солнечным нынче, с таинственным завтра.

Захотелось сорвать простую былинку у ног – и разглядывать ее, как какое-то чудо. Да, вся жизнь была чудом, и все краски и запахи были чудом, и малиновые восходы и зеленые, лиловатые и оранжевые закаты тоже были явлениями новой жизни и нового – и мирного интереса людей.