JК
Кажется, со мной пойдут в разведку... :: Васильев Борис Львович
Страница: 21 из 119Осторожно промакиваю лицо полотенцем, о цвете которого лучше никогда не говорить маме, и, прихрамывая, подхожу к ребятам. При моем приближении на Славку нападает приступ смеха, но особенно всплескивать руками ему тоже не очень-то сладко. Он все время ойкает и хватается за разные места.
— В зеркало… В зеркало глянь!..
Федор серьезно подает мне зеркало. Да, портретик вполне модернистский: преобладают фиолетово-багровые тона…
— Выпей, — Федор разливает водку. — Сразу легче станет.
Оказывается, мне больно не только говорить, но и трясти головой. Объединив то и другое, категорически отказываюсь.
— Дурак! — Славка искренне хочет, чтобы мне стало лучше. — Это же для лечения!
Лечение — порошки и пилюли. Ну, там, банки, компрессы, на крайний случай — укол. А водка… Я бы сказал об этом ребятам, если бы мог, но шевелить челюстью свыше моих сил. Я молча сажусь на траву и выбираю огромный ломоть ставриды: к счастью, аппетит мне не отбило… А рот не раскрывается. То есть раскрывается, но туда ничего не всунешь. Вид, вероятно, у меня глупейший, потому что Славка от хохота не может проглотить свою водку.
— Есть хочешь? — спрашивает Федор.
Я осторожно — чуть-чуть! — наклоняю голову.
— Тогда придется выпить, брат, — улыбается Федор. — Водка боль снимет, поешь по-человечески.
Давясь, выцеживаю полстакана противной местной водки. В голове начинаются шум и звон, но челюсть действительно можно передвинуть и вверх и вниз, и боли почти нет.
— В зеркало… В зеркало глянь!..
Федор серьезно подает мне зеркало. Да, портретик вполне модернистский: преобладают фиолетово-багровые тона…
— Выпей, — Федор разливает водку. — Сразу легче станет.
Оказывается, мне больно не только говорить, но и трясти головой. Объединив то и другое, категорически отказываюсь.
— Дурак! — Славка искренне хочет, чтобы мне стало лучше. — Это же для лечения!
Лечение — порошки и пилюли. Ну, там, банки, компрессы, на крайний случай — укол. А водка… Я бы сказал об этом ребятам, если бы мог, но шевелить челюстью свыше моих сил. Я молча сажусь на траву и выбираю огромный ломоть ставриды: к счастью, аппетит мне не отбило… А рот не раскрывается. То есть раскрывается, но туда ничего не всунешь. Вид, вероятно, у меня глупейший, потому что Славка от хохота не может проглотить свою водку.
— Есть хочешь? — спрашивает Федор.
Я осторожно — чуть-чуть! — наклоняю голову.
— Тогда придется выпить, брат, — улыбается Федор. — Водка боль снимет, поешь по-человечески.
Давясь, выцеживаю полстакана противной местной водки. В голове начинаются шум и звон, но челюсть действительно можно передвинуть и вверх и вниз, и боли почти нет.