JК
Когда боги глухи :: Козлов Вильям Федорович
Страница: 176 из 876Как же это так, родного отца?
– Люди наговорят… – поморщился он и вдруг сказал в рифму: – Люди-людишки, мало я выпускал им кишки!
– Да уж про тебя никто тут доброго слова не скажет!
– Тебя-то ведь я, Люба, не обижал?
– Не обижал, – опять как-то странно взглянула она на него полинявшими глазами. – Ты мне всю жизнь отравил, Леня.
– Я любил тебя, – сказал он, барабаня пальцами по оштукатуренному боку русской печи.
– Ты многих любил… Чего же не спросишь про Дуньку Веревкину? Твою полюбовницу? Побаловался и подсунул коменданту Бергеру? Уехала она отсюда в сорок пятом: стыдно было людям в глаза глядеть…
– Чего ворошить былое, Люба? – мягко урезонил он женщину. – Думаешь, у меня потом… жизнь была сладкой? Я тебя спрашивал про Лисицына.
Люба рассказала, что из Климова в январе приезжали на машине военные с автоматами и пистолетами, допрашивали Аглаю Лисицыну про ее мужа-душегуба, вроде им стало известно, что он скрывается где-то в наших лесах. Аглая клялась-божилась, что с войны мужа своего не видела, мол, давным-давно похоронила его в своем вдовьем сердце. Военные из Климова на лыжах ушли в лес. Потом еще несколько раз приезжал в Андрссвку какой-то начальник, заходил к Аглае, разговаривал и с другими, но, видно, так ничего и не добились.
– А как ты думаешь, Аглая виделась с мужем? – угрюмо взглянул на женщину помрачневший Леонид.
– Говорят же, нет дыма без огня, – ответила Люба. – Я в чужие дела не суюсь… У меня картошка с мясом. Подогреть? Да и самовар поставлю. Пьяный Тимаш болтал, что видел, как Аглая таскала в лес еду в кастрюле.
– Ну и живучий старик! – удивился Супронович.
– Люди наговорят… – поморщился он и вдруг сказал в рифму: – Люди-людишки, мало я выпускал им кишки!
– Да уж про тебя никто тут доброго слова не скажет!
– Тебя-то ведь я, Люба, не обижал?
– Не обижал, – опять как-то странно взглянула она на него полинявшими глазами. – Ты мне всю жизнь отравил, Леня.
– Я любил тебя, – сказал он, барабаня пальцами по оштукатуренному боку русской печи.
– Ты многих любил… Чего же не спросишь про Дуньку Веревкину? Твою полюбовницу? Побаловался и подсунул коменданту Бергеру? Уехала она отсюда в сорок пятом: стыдно было людям в глаза глядеть…
– Чего ворошить былое, Люба? – мягко урезонил он женщину. – Думаешь, у меня потом… жизнь была сладкой? Я тебя спрашивал про Лисицына.
Люба рассказала, что из Климова в январе приезжали на машине военные с автоматами и пистолетами, допрашивали Аглаю Лисицыну про ее мужа-душегуба, вроде им стало известно, что он скрывается где-то в наших лесах. Аглая клялась-божилась, что с войны мужа своего не видела, мол, давным-давно похоронила его в своем вдовьем сердце. Военные из Климова на лыжах ушли в лес. Потом еще несколько раз приезжал в Андрссвку какой-то начальник, заходил к Аглае, разговаривал и с другими, но, видно, так ничего и не добились.
– А как ты думаешь, Аглая виделась с мужем? – угрюмо взглянул на женщину помрачневший Леонид.
– Говорят же, нет дыма без огня, – ответила Люба. – Я в чужие дела не суюсь… У меня картошка с мясом. Подогреть? Да и самовар поставлю. Пьяный Тимаш болтал, что видел, как Аглая таскала в лес еду в кастрюле.
– Ну и живучий старик! – удивился Супронович.