Когда боги глухи   ::   Козлов Вильям Федорович

Андрей раз принес сто двадцать штук, один к одному. Помнится, Григорий Елисеевич Дерюгин восклицал: «Ой-я! Сколько наколупал! Прямо-таки чемпион! Завтра разбужу тебя пораньше – и снова в лес». Старательно почистил грибы, нанизал их на алюминиевую проволоку и положил сушиться на крашеную железную крышу, а потом ссыпал в мешочек, чтобы осенью увезти в Петрозаводск. Когда он об этом рассказал в Ленинграде родителям, отец рассмеялся, мол, Дерюгин и с ним проделывал точно такие же штуки: поахает, похвалит, а сушеные грибы уберет себе в мешочек… Мать возмущалась и корила Андрея, что домой не привез ничего…

– У меня нога заболела, – сказал Петя. Распухшая, с кровоточащей ссадиной бровь придала его широкому большеротому лицу зловещее выражение. Кажется, у него и нос малость раздулся.

– Это всегда после аварии, – жизнерадостно заверил Супронович. – Сначала ничего не чувствуешь, а потом только успевай считать синяки да шишки1 Я разок на мотоцикле турманом летел через дорогу.. – И он принялся живописно рассказывать об аварии, которую потерпел на климовском большаке прошлой осенью.

Мальчишки молчали, каждый думал о своем. «КамАЗ» с ревом преодолевал колдобины, их подбрасывало, сталкивало друг с другом, а Михаил – как тот самый конь, который, почуяв дом, все прибавлял и прибавлял ходу.

– А вот и наша Андреевка! – громогласно возвестил он. – Гляди, дымок из нашей трубы! Мать оладьи печет. Знает, что я их люблю.