Красный смех   ::   Андреев Леонид Николаевич

Эти тёмные бугорки копошились и ползали, как сонные раки, выпущенные изкорзины, раскоряченные, странные, едва ли похожие на людей в своих оборванных, смутных движениях и тяжёлой неподвижности. Одни были безгласны и послушны, другие стонали, выли, ругались и ненавидели нас, спасавших их, так страстно, как будто мы создали и эту кровавую равнодушную ночь, и одиночество их среди ночи и трупов, и эти страшные раны. Уже не хватало места в вагонах, и вся одежда наша стала мокра от крови, как будто долго стояли мы под кровавым дождём, а раненых все несли, и все так же дико копошилось ожившее поле.

Некоторые подползали сами, иные подходили, шатаясь и падая. Один солдат почти подбежал к нам. У него было размозжено лицо, и остался один только глаз, горевший дико и страшно, и был он почти голый, как из бани. Толкнув меня, он нащупал глазом доктора и быстро левою рукою схватил его за грудь.

— Я тебе в морду дам! — крикнул он и, тряся доктора, длительно и едко прибавил циничное ругательство. — Я тебе в морду дам! Сволочи!

Доктор вырвался и, наступая на солдата, захлёбываясь, закричал:

— Я тебя под суд отдам, негодяй! В карцер! Ты мне мешаешь работать! Негодяй! Животное! Их растащили, но долго ещё солдат выкрикивал: — Сволочи! Я в морду дам!

Я уже терял силы и отошёл к стороне покурить и отдохнуть. От насохшей крови руки оделись точно в чёрные перчатки, и с трудом сгибались пальцы, теряя папиросы и спички.