Темное солнце   ::   Вербинина Валерия

Мадленка нехотя приняла это объяснение, но по зрелом размышлении решила, что хронист все же прав: например, когда очень хочется кушать, ясно, что этого требует бренное тело, а не бессмертная душа, и глупо было бы не есть вовсе на том только основании, что душе этого не нужно.

Все или почти все крестоносцы время от времени ходили «на исповедь», но, очевидно, храбрый анжуец обладал в этом смысле отменным аппетитом, ибо вскоре он, войдя во вкус, повадился каяться каждый день, а то и по два раза на дню, причем всякий раз норовил заглянуть к разным исповедницам. Мадленку он порой брал с собой, чтобы она караулила, ибо у одной его подружки, жены булочника, был до страсти ревнивый муж, который поклялся нарезать крестоносца на облатки, если еще раз застанет его в своей постели; и однажды он едва не выполнил свою угрозу, да, предупрежденный свистом Мадленки, Филибер успел выскочить в окно. Булочница выбросила туда же его штаны, которых он успел лишиться в процессе покаяния, Филибер кое-как натянул их, и они с Мадленкой бок о бок зашагали обратно в замок.

— Второй раз, Мишель, ты мне спасаешь жизнь, — с чувством объявил Лягушонок. — Хуже нет для рыцаря, чем сцепиться с мужланом из-за его суженой, которую он вздумал осчастливить!

Во дворе среднего замка они встретились с фон Ансбахом и Боэмундом фон Мейссеном, которые уезжали с важными поручениями от великого комтура и только что вернулись.

— Гляди-ка, вот и Анжу! — заорал фон Ансбах так, что его было слышно, наверное, аж на самом балтийском побережье. — Небось с очередной исповеди! И это рыжее отродье тоже с ним! Ой, смотри, влетит тебе от Конрада, когда он узнает.