Любавины   ::   Шукшин Василий Макарович

Легли на свежем сене в древнем сарайчике. Долго лежали молча. Спать не хотелось.

– Вспомнил, как дочь ваша поет, – сказал Иван. Ему хотелось поговорить о Марии.

– Поет, да, – согласился Родионов. И все.

– А чего вы о ней так говорите? Как-то нехорошо, – не отставал Иван.

Родионов долго лежал молча. Потом откинул тулуп, сел, с осторожностью закурил.

– Проморгал я свою дочь, Иван, – заговорил он негромко. – Когда надо было говорить ей умные слова, я думал, что она еще глупенькая, не поймет. А потом поздно было – другие стали говорить.

– Кто?

– Нашлись… А сейчас худо: чувствую себя при ней как дурак. Заметил небось, как разговариваю с ней – как плохой агитатор с капризной избирательницей. Находятся такие в выборы: охота поломаться перед кем-нибудь, вот она начинает перед агитатором. А тот, бедный, шпарит ей по инструкции… Аж пот прошибет. Так и я.

Иван жадно слушал.

– А что с ней такое произошло-то?

– Запуталась она, вот и все. Обозлилась.

– Что разошлась с мужьями – это, считается, запуталась?

– Не в мужьях дело, – неохотно возразил Родионов. – Хотя и это… не геройство. Сложно все, – Родионов не хотел говорить об этом.

Иван тоже сел и тоже закурил.

– Осторожней, – предупредил секретарь. – Сено как порох.

– Мгм, – Ивану еще хотелось поговорить о Марии, но он больше не решился расспрашивать. Он понимал, что отцу не очень легко говорить о таких делах. – Да, жизнь – штука сложная, – сказал он.