Любавины   ::   Шукшин Василий Макарович

Надеюсь нас поймут и поддержат. С решением бюро ты едешь в край. Если там сорвется, давай телеграмму – я тут же направляю копию решения бюро в ЦК.

Ивлев остановился. Ему стало почему-то жалко Родионова. Все-таки человеку уже под шестьдесят; то, что раздражает и злит в тридцать, то больно и надолго ранит в шестьдесят.

– Может быть, мы сначала съездим в Верх-Катунск? Неудобно – сегодня одно говорили, завтра другое. Побудем там пару дней, изучим обстановку…

– Чего ее изучать, она и так вдоль и поперек изучена. Неудобно перед членами бюро? Ничего, поморгаем. Не бойся, я все скажу честно, тебе моргать не придется.

– Я не боюсь! – воскликнул Ивлев.

– Ну и хорошо, – Родионов вертел в пальцах пачку «Беломора». – На том и договорились.

Электрическая лампочка трижды мигнула. Родионов посмотрел на нее, не пошевелился. Лампочка начала медленно гаснуть. Ивлев сел к столу.

– Зажечь лампу?

– Не надо. Долго в крае не задерживайся.

– Ладно.

– Вот так, Петр Емельяныч… – непонятно было, что хотел сказать этим Родионов.

Ивлев промолчал.

Родионов нащупал папиросы, закурил.

– Ты долго сидел, Кузьма Николаич? – спросил вдруг Ивлев.

– Полтора года, – не сразу ответил Родионов. – А что?

– Так просто… Горько это?

– Горько? Черт его знает… Горько, конечно. Не от тюрьмы горько – вообще жить в такое время очень горько. Бывают штуки пострашней тюрьмы.

– В чем обвиняли?

– Та-а… неизвестно в чем.