Любостай   ::   Личутин Владимир Владимирович

И вдруг внезапный визг, заполошный, безостановочный, словно бы кто на гада наступил и сейчас замер в омертвелом ужасе с дико распахнутым ртом. Бурнашов выскочил, поначалу ослепленный, плохо видя после сумерек что к чему. К сарайке прижавшись спиною и неумело выставив перед собою вилы, стоит Лизанька и уже не вопит, но шепчет: «Не подходи, наколю, говорю, не подходи». А Чернобесов, широко раскинув руки, играючи наступает на женщину, скалит кривоватые порченые зубы: «Не кочевряжься, Лизка. Чего орешь, как у смерти? Давай покувыркаемся, не убудет же». И тут внезапно сбоку подскочил Бурнашов, хряпнул топором наотмашь. Он был как в тумане, плохо соображал, но мог поклясться, переполненный гневом, что метил только в голову, по спутанной пепельной волосне: Бурнашов горел желаньем раскроить черепушку как старую обгорелую крынку, чтобы лопнула она разом и никогда не склеилась более. Но отчего угодил Бурнашов в предплечье, что отвело руку от крайнего рокового удара? Узкое лезо столярного топора лишь скользнуло по предплечью, заголив кость, отсадив порядочный лафтак кожи. Кровь хлынула из Чернобесова как из борова, он смертельно бледнел, наливаясь синевой, и переминался по траве, расквашивая обильную горячую руду. И пока металась Лизанька в поисках тряпки, пока Бурнашов, набычив голову и опустив взгляд, расслабленно и тупо вытирал топор о подол холщовой блузы, осыпанной мелкой стружкой, Чернобесов неожиданно исчез, как бы растворился в июльском парном мареве.