Любостай   ::   Личутин Владимир Владимирович

Анна с излишней торопливостью просунула под изголовье руку и достала конверты, больше там ничего не оказалось. Одно послание было прокурору, почерк, старательный и ровный, не выдавал душевной смуты: «Пишу это письмо, уважаемый товарищ прокурор, в здравом рассудке и памяти. Я отчетливо поняла, что жизнь дожита, и тайно от близких стала собирать снотворное, чтобы не продлевать страданий и не мучить ближних. Детей моих прошу не винить. Я их покидаю с жалостью и любовью. Прощайте. Бурнашова». Второе письмо было домашним: «Дети мои, простите маму. Я не хочу быть обузой. Я не хочу засыхать и корчиться от боли, зная неизбежность. Алеша, спасибо, что приехал. Я простилась с тобой, и мне легко уходить. Аннушка, куколка моя, будь разумницей. По смерти моей торжеств никаких не надо. Скромно предайте земле без громких слов и почестей. Я, наверное, заслужила, чтобы вы исполнили мою волю. Простите, что ничего не оставляю вам. Пятьсот рублей, все, что скопила я в последний год, отдайте в церковь на поминанье. Смертное белье в нижнем ящике комода. Будьте разумными, мои милые, держитесь друг дружки, будьте милосердны и добры. Прощайте. Целую. Мама».

Хриплый ломкий голос Бурнашова был странен, ему вдруг показалась нарочитой и театральной вся эта затея. Отчего он позабыл, что мать в такой тягости способна выкинуть любую причуду? Да нет, нет, сейчас Надежда Павловна откроет глаза и засмеется нервно, со всхлипом, рыдая, что одурачила детей.