Любостай   ::   Личутин Владимир Владимирович

Такое было чувство, словно бы я долго приглядывался к человеку, который нынче собирался покончить с собой, а я, точно зная это, однако не утешил несчастного, не отговорил, не остановил у гибельной черты. Я прочитал в себе равнодушное любопытство палача и был удивлен этим открытием и напуган.

Значит, порча сидит и во мне?

* * *



… Отчего я так устал? В голове кипело, будто там варился свинец и эти пары отравляли мое существование. Я встряхивал услышанное и очень боялся забыть. Мне мнились за исповедью Бурнашова какие-то особые путеводительные знаки на будущее. Я шел по весенней снежной каше, хлюпая башмаками и не разбирая дороги. Господи, как рассыпаны мы, как отдалились! – думалось назойливо. Словно на разных землях живем, посреди океана, а плавать разучились. Ведь я видел, как мучился Бурнашов, и ничем не мог пособить, он бы отверг все мои попытки. Ему плохо не только от того, что скончалась мать? Почему он так упорно отвергал меня? Словно бы не замечал присутствия, будто один лишь вид мой претил его тонкой натуре, вызывал рвоту; точно прокаженный явился вдруг не спросясь, и надобно было по чьей-то воле поцеловать его в изъязвленные мокрые губы; и, оттягивая этот момент, Бурнашов мучительно настраивал тревожно натянутую душу. А может, просто помнилось мне, почудилось? Я ж не соперник ему и ничего худого не совершил пока. Но, может, поклеп иль навет тому виною? Иль Космынин чего наплел?

«Ты обиделся? Он ведь в нас глубоко копнул, твой Бурнашов. Будто все про себя, все про себя, а что получилось…» – поддел я Космынина.