Любостай   ::   Личутин Владимир Владимирович

Без всякой связи вдруг решил, что Достоевский принял отсюда не только глубину страданий, но и надрыв, путаную канитель непокорной фразы. И тут мать-покоенка пришла на ум. Мизгирев и маменька отстраненным умом Бурнашова уравнялись, как бы слились в одно неотчетливое лицо, полное гордыни. Гордыня не убивала их, но держала, крепила на миру так долго, а внутренняя лихорадка, этот постоянный немеркнущий огонь, продлевала жизнь. Впрочем, облик запечатленный можно расположить до времени, как ты захочешь, как возжелается твоему сердцу; запечатленные живые характеры можно тасовать во времени и истории словно карты. Бурнашов прикинул и дал Мизгирю в романе роль царского ключника. Это ведь куда позднее Мизгирь (паук, плакса) станет Мизгиревым. На должность палача старик явно не годился, слишком много было страсти в Якове Максимовиче, тогда как палач на склоне лет обыкновенно тускл, изношен, устал, болен и слезлив. Его гнетет пролитая кровь…

Собственно, что Бурнашов знал о Мизгиреве? Да лишь то, что церкви ломал. В Спасе склад из нее сделал, позднее сгорела она; в Николе сжег, в Речицах сжег, в Любавино сжег. Собрался ломать церковь в Воскресении, но мужики столковались между собой, что если примется рушить, то повесим Мизгирева ночью на осине, как Иуду. Но один активист из бедноты подслушал сговор и донес. Мизгирев бежал из Воскресения в Ключарево, где и стал председателем сельсовета.

В Спас вернулся Мизгирев после войны, когда из прежних мужиков остались лишь Гриша Косорукий да Петр Колченогий.