Любостай   ::   Личутин Владимир Владимирович

Деньгами-то гроб себе выстели, бездарь, кулак, неудачник. Он и выплеснул мне на платье чашку горячего чая, вот так, наотмашь. И своими кувалдами без жалости в живот, по груди, ах ты, скотина такая, думаю. Я за чемодан, давай собираться, говорю, ни минуты в твоем доме, ноги моей не будет никогда, какая же я дура, прости господи, что вернулась, пожалела заразу. Ну а он: кисанька, прости, душечка, на колени паду, возьми все, только останься. И уломал ведь, к вам затащил за триста верст киселя хлебать». – «Может, все наладится еще?» – робко посоветовала Лизанька. «Нет-нет, что ты? – всполошилась Наталья, словно боялась, что желание хозяйки исполнится. – Последние годы уходят, а потом старуха. Я любить хочу, Лизка, последние годы уходят. С ним не пропала, а теперь уж не пропаду».– «Где-то наши мужики запропастились?» – Лизанька решительно оборвала тягостный разговор. Бурнашов затаил дыхание, воровато оглядываясь, как напроказивший подросток: смываться надо, подумал, делать заячью скидку. И несмотря на столь грустную, случайно подслушанную исповедь широко улыбнулся, глубоко счастливый. Достоевщина какая-то: захлестнули бабу запоздалые желания, прорвались, долго сдерживаемые, – и душа вон, к быку на рога не страшно. Скрадывая шаги, Бурнашов ушел за баню, выбросил там очистки, помедлив, вернулся в дом.

Лизанька встретила пониклая, вся в крапивных пятнах, будто долго плакала, и кожа на лице набрякла от слез. «Что с тобою? Тебе плохо? – испугался Бурнашов, отыскивая взглядом гостью.