Любостай   ::   Личутин Владимир Владимирович

И Лиза не жалела, что настояла перед Алешей на своем, вернула избе живой обыденный вид, лишив ее дешевых бумажных одежд, этого уютного пристанища всякой нечистой твари. Тем самым она как бы начинала долгую искреннюю жизнь, о которой издавна мечталось. Но до сих пор Лиза не могла привыкнуть к переменчивости дерева, к этой богатой игре красок от морошечно-желтого до багряного, и поражалась тому счастливому настроению, которое могло создавать будто бы мертвое бревно. Нет, теперь-то Лиза убеждена, что сосна не гибнет, рухнув на землю, что она обретает иную, не менее долгую и богатую, но и таинственную жизнь: она отдает не только нажитое с годами от земли и небес, но и впитывает, как морская раковина, все звуки, настроения и чувства живущих в избе. Дерево – это музыкальный, немеркнущий, незамирающий ящик, средоточие, вместилище всякой музыки: от нежной, вкрадчивой, размягчающей до неистовой и грозовой. Все страданья, кои пронеслись над этими хоромами, любовные ласки, вкрадчивые обещающие слова, плач по похоронке, застольные пьяные песни и прощальные погребальные вопы, домашние бури и причеты одинокой старухи-матери – всё хранят в себе стены дома. И Лизе так хотелось, чтобы он стал родным ей, открылся душою и не пугал той вкрадчивой жизнью, что обитала в затайках, дальних схоронах избы.

Слушала, слушала Лизанька ночной кров напряженным, неотмякшим сердцем и уснула при свете свечей.