Люди, годы, жизнь Книга III   ::   Эренбург И.

Ждут, глядят - нет клиентов, томятся, без дела шатаются,

Сами бреются, сами стригутся - все сами и сами,

Перемолвятся словом, задремлют, всхрапнут и опять просыпаются…

Назревает гроза, посинело вокруг, петухи распевают,

Парикмахерам страшно, забегали - слышите гром!

Парикмахеры плачут, поют, парикмахеры ошалевают.

То стоят истуканами, то мечутся чуть не бегом.

Вряд ли в 1926 году политики Польши, сидя в парикмахерских или даже в зале сейма, слышали первые раскаты грома. Их услышал поэт.

В 1928 году я писал о Тувиме: «Спорить с ним нельзя. Он думает ассоциациями, аргументирует ассонансами…» Да, Тувим был прежде всего лириком; это не помешало ему понять эпоху лучше, чем ее поняли иные трезвенники сознания, которые думают схемами и аргументируют цитатами. Тувим в стихах выражал себя; может быть, поэтому его стихи воспринимались людьми как выражение их мыслей и чувствований, как нечто общее. Один поляк мне рассказывал, что, будучи в годы войны партизаном, он повторял, как заклинание, стихи Тувима:

Я, может, лишь день там прожил,

А может, прожил век…

Я помню только утро

И белый-белый снег.

В молодости Тувим страстно любил Артюра Рембо, озорника и провидца, мятежника и подростка с лицом отчаявшегося ангела.