Миледи Ротман   ::   Личутин Владимир Владимирович

А Горбатый обещал даве всем по квартире на скончание века и загонит Россиюв гроб. Говорят, в Москве-то уже ящики напрокат, на Красной площади штабелями стоят. Но я-то хват каких поискать, умыкнул себе домишко напоследях, пусть и не дворец, но под крышею… Записать бы надо мыслишки, вон как толково льются, будто бутылку с шампанью открыл. Да лихо, ой лихо выбираться из одеял; от стужи даже бревна хрустят…» Так горько ерничал над собою Ротман, сверля взглядом темень, выискивая себе зацепку, чтобы к ней-то и заякорить убегающий сон. Он еще поворочался в дощатом ящике, покряхтел, притираясь к бортовинам, и собственные нестроения вдруг почудились такими ничтожными по сравнению с грядущим крушением мира, что и вовсе не стоило терзаться. Иван Ротман, красный человек, заснул уже вполне счастливым, угревшись под лопатиною. На улице метель завывала, рожала бесов, хлопалась в стены древней хоромины, сотрясала избу. Над крышею бы парус косой выставить, вот и рули, милый, во все концы света, пока хватает духу. Но Иван не слышал непогоды, он радостно плыл по синему морю в утлом ковчежце. Изо рта у спящего выпархивали колечки пара и оседали на потолке инеем.



Глава вторая

Долгий день умертвляет человека, ощутимо отбирает жизни, как бы отпивает из пустеющего сосуда по глотку. Так и говорится в народе: «С каждым днем жизнь его угасала». Ночной сон, как маслице в лампадке, крепит истаивающего человека. Если человек не соснет, он увядает, как цветок, прямо на глазах, поникает, ощутимо дрябнет, на лице высекаются морщины, глаза окунеют.