Минное поле   ::   Годенко Михаил Матвеевич

Да, но что ответить ему? Поймет ли, если скажу откровенно? Знает ли он, как и чем живут люди на стройке? Похоже, кроме скрежета экскаватора ничего другого не расслышал».

Когда палка грохнула об пол, как бы поставив последнюю точку, Михайло начал, раздумывая:

— Гарный мий хлопче, бачишь, шо за справа?..

— Руби по-русски! Не переводи на мягкую мову!

— Добро-добро! Чур не перебивать. Стихи — они как молоко. В них не видно, где вода, где жиры, где белки. Здесь все цельно, едино. А если видно — значит, не молоко.

— Выходит, не стихи?

— Догадливый...

— А вот тебе!.. Напечатано, напечатано, понимаешь?!

— Мои институтские друзья в шутку говорят: если хочешь проверить, хороши ли, плохи твои стихи, — неси в газету. Примут — значит, плохие. Начинаю думать, в шутке есть доля правды.

«Парень из МГУ» стоял на своем:

— Говори, говори!.. Это ж зарисовки, понял? Они тоже нужны. Отрицаешь?

— Поэзия должна быть объемной, потрясающей.

— Ну-ка, с ходу примерчик! Слабо?

Михайло запнулся, потер виски. На шее набрякли жилы.

— Вот:

Кругом неправда i неволя,

Народ замученний мовчитъ.

I на апостольскім престолі

Чернець годованний сидить.

Людскою кровно шинкуе

I рай у найми оддае!

Небесный царю! Суд твій всуе,

I всуе царствіе твое...

— Сильно́!.. Мороз по ребрам. Шевченко? В старину умели подавать истину. Но у нас — другое время.

Супрун навис над дружком, посмотрел сверху вниз.