Страница:
139 из 794
По временам он даже с досадой повторял про себя чуть слышно:
— Доигрались, дождались! Будем у праздника!…
Эти почтишепотом произнесенные слова наконец обратили на себя внимание Мишеньки. Он обернулся к Сеньке и спросил его:
— Что ты шепчешь? Что у тебя на уме, Сенюшка?
— Э-эх! Голубчик, лучше не спрашивай! Вот как болит сердце…
— По батюшке? — робко и ласково спросил Мишенька, заглядывая в очи Сеньки.
— Нет, не по батюшке твоем. Он службу государскую правит: в нем Бог волен. А по тому болит сердце, что ждет всех нас, москвичей, позор невиданный и несказанный!
— Что такое? Какой позор?
— Стоя на паперти, я слышал, как двое бояр промеж себя говорили: «На днях бояре, что при власти стоят, порешили польскому войску ворота ночью открыть — впустить их в город, чтобы охранили нас от тушинцев и от русских воров». Да что же мы, бабы, что ли? Или не сумеем уж бердыша и. копья в руки взять?
— Нет! Это что-нибудь не так! Ты недослышал, Сенюшка.
— Какое там недослышал! Прямо говорили, что патриарх и слышать об этом не хотел, так первый же твой дядюшка, Иван Никитич, против него пошел и настоял на том, чтобы впустить в Москву поляков, и порешили, что как только посольство двинется в путь, так, дня три спустя, бояре впустят ляхов и в Кремль, и в Белый город.
— И дядя настаивал на этом? — горячо заговорил Михаил Федорович.
— Говорили, будто громче всех в Думе кричал.
— О, если так, то я с дядей поговорю… Я его спрошу!…— запальчиво заговорил Мишенька.
|< Пред. 137 138 139 140 141 След. >|