Мясной Бор   ::   Гагарин Станислав Семенович

— А ты что молчишь, Евгений? — спросил Вучетича Виталий Черных. — Хочешь, прочту эпиграмму на Лазаря?

— Вучетич не ответил. Никто не знал, о чем он думает. Художник редко вмешивался в околонаучные споры, которые по всякому поводу или вообще без оного затевали его товарищи. Кто знает, что виделось ему в те часы и минуты, когда Евгений молча слушал и думал, думал о своем.

— Да нет, ты послушай, — не унимался Черных. — «Честь женщины всегда висит на волоске…»

— Перестаньте, Виталий, — сказала ему Анна Ивановна. И тут Женя Желтова принялась читать:

— «Свой дикий чум среди снегов и льда воздвигла Смерть. Над чумом — ночь полгода. И бледная Полярная звезда горит недвижно в бездне небосвода. Вглядись в туманный призрак. Это Смерть. Она сидит близ чума, устремила невзрачный взор в полуночную твердь — и навсегда звезда над ней застыла».

— Да… жизнеутверждающе, — не удержался Виталий.

— Грустные стихи, — тихо проговорил Кузнецов.

— Их любил Сева Багрицкий, — ответила Женя.

Послышался звук отворяемой в землянку двери. У входа стоял редактор «Отваги». Стекла промороженных очков его мгновенно запотели, и оттого лицо Николая Дмитриевича казалось слепым.

39



Соболь угрожающе вскинул автомат.

— Назад! — закричал он сиплым голосом. — Назад!

Охваченная паникой толпа, тяжело и надрывно дыша распаленными, ощеренными ртами, выкатив расширенные страхом глаза, неудержимо и обреченно надвигалась на командира полка.