Ни слова о войне и о смерти (рассказы)   ::   Горалик Линор

Оно не настолько велико, чтобы мне начали лезть в голову мистические мысли; но оно достаточно велико, чтобы приковать меня к портрету так сильно, как приковывает только собственное изображение. Я вглядываюсь в едва заметный надлом темной линии, показывающей изгиб правой ноги там, где колено (наверняка очень выпуклое) упирается в дверцу кухонного шкафа. Несомненно, у меня есть привычка так стоять. Я немедленно ловлю себя на том, что уже несколько минут назад принял ту же позу, в которой стоит натурщик. Мне неловко перед самим собой, и я поспешно выпрямляю колени и даже ставлю ноги крест-накрест, левую впереди правой, хоть мне это и неудобно. У натурщика широкая сильная шея; пожалуй, моя шея потоньше, но у нас, несомненно, одинаковая посадка головы.

Эта игра в сходство и различие настолько захватывает меня, что я не замечаю присутствия в комнате хозяйки галереи. Она рассматривает меня с неменьшим любопытством, чем я рассматриваю ее работу. Мне становится чудовищно стыдно: она, безусловно, заметила наше сходство с этим мужчиной (теперь он мне неприятен, как человек, поставивший меня в неловкое положение), и теперь стоит, посмеиваясь, держа двумя руками неестественно большую чашку. Над чашкой вьется пыль, быстро-быстро, и женщина удерживает обжигающую емкость, натянув рукава свитера на самые ладони. Она по-прежнему в одном сапоге, как если бы ей с самого утра было лень по-человечески обуться, - начала и бросила. Сумасшедшая.