JК
Ночевала тучка золотая :: Приставкин Анатолий
Страница: 27 из 65Ни одного письмеца ни от одного нашего…
И вот уж печатаюсь двадцать пять лет; а фамилии те, не скрывая намеренно выношу в своих рассказах, в повестях, документальных очерках, и снова — ни словечка в ответ.
Страшная мысль: неужто один я выжил изо всех? Неужто так и сгинули, затерялись? Не проросли?
Эта повесть, наверное, последний мой крик в пустоту:
откликнитесь же! Нас же полтыщи в том составе было! Ну хоть еще кто-то, хоть один, может, услышит из выживших, потому что многие потом, это и на моих глазах частью было, начали пропадать, гибнуть, на той, на новой земле, куда нас привезли…
Сверху стало видно, а еще более слышно, как самые запасливые полезли в карманы, в торбочки, в мешочки, загашнички и извлекли оттуда съестное.
У кого морковинка, свеклочка, огурчик соленый, голова воблятья или картофелинка в печеном виде. У одного даже — каша, крутой комочек, завернутый в тряпицу… А еще — роскошь — серенький тошнотик. Из мороженых очистков их делали да отбросов.
Тошнотики, тошнотики, военные блины, Раз поешь тошнотики: полные штаны!
И вдруг… Кишки от этого «вдруг» защипало! Запах ошалелый пошел, по полкам, по вагону, по поезду… И по тем самым кишкам — будто ножовкой! Колбасное мясо открыли в продолговато-овальной американской баночке с золотым отсветом!
Суки-москвичи, забрались в дома-кирпичи, жрут калачи!
Это про них, про этих вот, которые едут с тушенкой, — обнищавшее Подмосковье в голос!
Несправедливо про всех, конечно.
И вот уж печатаюсь двадцать пять лет; а фамилии те, не скрывая намеренно выношу в своих рассказах, в повестях, документальных очерках, и снова — ни словечка в ответ.
Страшная мысль: неужто один я выжил изо всех? Неужто так и сгинули, затерялись? Не проросли?
Эта повесть, наверное, последний мой крик в пустоту:
откликнитесь же! Нас же полтыщи в том составе было! Ну хоть еще кто-то, хоть один, может, услышит из выживших, потому что многие потом, это и на моих глазах частью было, начали пропадать, гибнуть, на той, на новой земле, куда нас привезли…
Сверху стало видно, а еще более слышно, как самые запасливые полезли в карманы, в торбочки, в мешочки, загашнички и извлекли оттуда съестное.
У кого морковинка, свеклочка, огурчик соленый, голова воблятья или картофелинка в печеном виде. У одного даже — каша, крутой комочек, завернутый в тряпицу… А еще — роскошь — серенький тошнотик. Из мороженых очистков их делали да отбросов.
Тошнотики, тошнотики, военные блины, Раз поешь тошнотики: полные штаны!
И вдруг… Кишки от этого «вдруг» защипало! Запах ошалелый пошел, по полкам, по вагону, по поезду… И по тем самым кишкам — будто ножовкой! Колбасное мясо открыли в продолговато-овальной американской баночке с золотым отсветом!
Суки-москвичи, забрались в дома-кирпичи, жрут калачи!
Это про них, про этих вот, которые едут с тушенкой, — обнищавшее Подмосковье в голос!
Несправедливо про всех, конечно.