О Чехове   ::   Бунин Иван Алексеевич

И когда мы оставили экипаж и тихо пошли подними, мимо голубовато-бледных в лунном свете развалин дворца, Чехов внезапно сказал мне:

- Знаете, сколько лет еще будут читать меня? Семь.

- Почему семь? - спросил я.

- Ну семь с половиной.

- Нет, - сказал я. - Поэзия живет долго и чем дальше, тем сильнее.

Он ничего не ответил, но когда мы сели где-то на скамью, с которой снова открылся вид на блестящее в месячном свете море, он скинул пенснэ и, поглядев на меня добрыми и усталыми глазами, сказал:

- Поэтами, милостивый государь, считаются только те, которые употребляют такие слова, как "серебристая даль", "аккорд" или "на бой, на бой, в борьбу со тьмой!"

- Вы грустны сегодня, Антон Павлович, - сказал я, глядя на его простое, доброе и прекрасное лицо, слегка бледное от лунного света.

Опустив глаза, он задумчиво копал концом палки мелкие камешки, но когда я сказал, что он грустен, он шутливо покосился на меня.

- Это вы грустны, - ответил он. - И грустны от того, что потратились на извозчика. А потом серьезно прибавил:

{63} - Читать же меня будут все-таки только семь лет, а жить мне осталось и того меньше: шесть. Не говорите только об этом одесским репортерам. На этот раз он ошибся: он прожил меньше. Умер он спокойно, без страданий, среди тишины и красоты летнего рассвета, который так любил всегда. И когда умер, "выражение счастья появилось на его сразу помолодевшем лице..."

{64}

III

Весною 1900 г., когда в Крыму играл Художественный театр, я тоже приехал в Ялту.