Оправдание крови   ::   Чигринов Иван

— А вам в Поддубище не давали полосы? — спросил глухим голосом Чубарь.

— Не, мамоновцам и кулигаевцам досталось тута, вон, за нашими лугами. Знаешь?

— Знаю.

— А веремейковцам нарезали тама, в Поддубище, дак ихнее жито кто-то взял да спалил.

— Значит, ваше не сгорело? — будто обрадовавшись, спросил Чубарь.

— Ага.

— А веремейковское сгорело?

— Ну!

— Вот видишь, — многозначительно усмехнулся Чубарь, намекая, что мамоновское жито уцелело неспроста.

Но Михалка по-своему понял эти его намеки.

— Пускай бы только попробовали поджечь наше! — по-детски запальчиво сказал он. — Ты бы их из винтовки тогда. Вот так — раз-два! — И показал руками, как бы сделал Чубарь.

Эта детская запальчивость, так же как и вера в то, что Чубарь расправится с каждым, кто посягнет на мамоновцев или на их добро, поразили Чубаря. Отводя взгляд, Чубарь положил на русую Михалкову головенку ладонь, собираясь погладить, да так и задержался в нерешимости, будто сил не было сделать последнее ласковое движение.

— Вот что, — сказал он, — ты лосенка хочешь? — Выскочило у него это совсем неожиданно, но так к месту, будто он все время думал про лосенка и про то, что осиротевшее животное, которое где-то слоняется одиноким, надо обязательно привести сюда, в Мамоновку, показать и отдать малому, потому что вряд ли кто другой, кроме Михалки, мог по-настоящему позаботиться теперь о бедняге.