JК
Бриллианты для диктатуры пролетариата :: Семенов Юлиан Семенович
Страница: 149 из 376Пробежав письмо, Тернопольченко сунул его в карман гимнастерки, словно бы забыл о нем, но вечером заглянул к экспертам:
– Кто выручит стаканом спирта? Деньги отдам через три месяца.
Эксперт Мануйлов 22 налил ему стакан.
– Как ты думаешь, Мануйлов, когда у человека начинается старость? – спросил Тернопольченко, выпив.
– Я думаю, первые признаки проявляются годам к сорока…
– Неверно говоришь, товарищ Мануйлов. Стареть мы все начинаем с первым криком, в миг рождения. Важно определить момент, когда процесс этот наиболее интенсивен… Я, сколько себя в детстве помнил, всегда о смерти думал – очень помереть боялся. Помню отчетливо, знаешь ли, летний жаркий день, стрекозы летают по лугу… А луг рыжий, выгорел под солнцем. И кузнечики еще там были с синими крылышками… И так стало мне вдруг страшно, что умру и темно будет и никогда больше кузнечиков этих самых не увижу, что заплакал я – вроде бы, знаешь ли, даже истерика у меня тогда была… Найти бы этот проклятый период, когда человек обрушивается в старость… Мне кажется, знаешь ли, что в старости человек уж больше не стареет: он после какого-то времени консервируется и таким умирает… Чем больше мы страшимся постареть, тем стремительнее стареем, Мануйлов.
Вот к этому человеку, к Нестору Тернопольченко, и пришел в одиннадцать часов вечера странный посетитель.
– Добрый вечер, я к вам с разговором.
– Кто вы?
– Позвольте мне пока что себя не называть…
– Я не могу говорить с человеком, не зная его фамилии.
– Моя фамилия Сорокин, я работаю в военведе.
– Кто выручит стаканом спирта? Деньги отдам через три месяца.
Эксперт Мануйлов 22 налил ему стакан.
– Как ты думаешь, Мануйлов, когда у человека начинается старость? – спросил Тернопольченко, выпив.
– Я думаю, первые признаки проявляются годам к сорока…
– Неверно говоришь, товарищ Мануйлов. Стареть мы все начинаем с первым криком, в миг рождения. Важно определить момент, когда процесс этот наиболее интенсивен… Я, сколько себя в детстве помнил, всегда о смерти думал – очень помереть боялся. Помню отчетливо, знаешь ли, летний жаркий день, стрекозы летают по лугу… А луг рыжий, выгорел под солнцем. И кузнечики еще там были с синими крылышками… И так стало мне вдруг страшно, что умру и темно будет и никогда больше кузнечиков этих самых не увижу, что заплакал я – вроде бы, знаешь ли, даже истерика у меня тогда была… Найти бы этот проклятый период, когда человек обрушивается в старость… Мне кажется, знаешь ли, что в старости человек уж больше не стареет: он после какого-то времени консервируется и таким умирает… Чем больше мы страшимся постареть, тем стремительнее стареем, Мануйлов.
Вот к этому человеку, к Нестору Тернопольченко, и пришел в одиннадцать часов вечера странный посетитель.
– Добрый вечер, я к вам с разговором.
– Кто вы?
– Позвольте мне пока что себя не называть…
– Я не могу говорить с человеком, не зная его фамилии.
– Моя фамилия Сорокин, я работаю в военведе.