Печора   ::   Азаров Юрий Петрович

И я шел на этот подлый путь, я отдавал её во власть её радостного воспоминания, я своими руками относил её к нему, относил, чтобы сейчас удержать её рядом с собой, рядом, живую, теплую. И я понимал, что она благодарна мне за то, что я принял её чувство, принял её тогдашнюю ослепленность, и за это она снова будто в нерешительности приняла меня, она коснулась ладонью моей щеки, так гладят собак, когда думают о чем-то своем, гладят потому, что нежность к собаке никак не помеха доброму и счастливому воспоминанию, но я все равно был благодарен ей за это нежное, отрешенное, совсем не принадлежащеё мне прикосновение. Я снова и снова краешком глаза заглядывал в её примутненные глаза и видел, как эта примутненность начинает исчезать, как лучом освещенное око стало поигрывать жестковатым светом, точно грани той хризолитности перевернули отшлифованной стороной, повернули ко мне своей прозрачностью, и примутненность совсем исчезла.

– Странно, ты совсем не ревнуешь,…

– Я люблю тебя, – снова солгал я, цепляясь за единственную спасительную соломинку.

– Не говори таких слов, – сказала она, будто отстраняясь.

– Я люблю тебя. Безумно люблю тебя, – повторил я, совсем не зная, во что это все выльется.

– А у него не хватило смелости сказать эти слова. Он только пытал: люблю ли я его.

– Гера?

– Кто ж еще…

И она снова была с ним. И теперь я боялся пошевельнуться. Я лихорадочно думал, как же её увести от Геры, как переключить её сознание.