JК
Печора :: Азаров Юрий Петрович
Страница: 353 из 446СМИРЕННО кинуться в бой, в полном покое выйти на неравный бой – и кто знает, кто окажется побежденным: тот, кто ногой наступит на грудь противника, нли тот, кто через пламя костра уйдет в небо?
Это состояние необходимости длительного смирения я ощутил как-то в один миг, когда взял да и сказал маме:
– Я на работу не пойду. Все у меня развалилось внутри.
Мама забеспокоилась. Грелочку. Термометр. Чай. Сухарики. Мигом все в комнате преобразилось. На стульчике, Что был рядом, еще теплилась белизна белого халатика – врач приходил, температура тридцать семь и две.
Я лежу в обнимку, вместе с моим некто четвертым, грею его, миленького, и нам сладко и тепло. Он приблизил свою раскладушечку. Перебрался ко мне на грудь, зашептал лихорадочно:
Кто ты такой, чтобы ершиться? Маленький человечек. Ты себя не равняй с протопопом. Аввакум – гигант. С царем на «ты». Фигура государственного масштаба.
– Я и не думаю себя с ним равнять. Я хотел в этой моей жизни немного счастья. А счастье я не мыслю с обманом. Все, что я сам недобрал в жизни, хочу дать детям.
– Ты уверен, что то, что ты им даешь, им необходимо?
– Я Другой веры не знаю.
– А почему ты считаешь, что тот же Рубинский не прав? Может быть, он честнеё тебя. Праведнеё.
– Разве он готов пойти на самый последний шаг, чтобы защитить свою позицию?
– Разве способность пойти на последний шаг дает право превосходства над другими людьми?
– Так принято считать.
– Кто принял это? Где и когда принято?
– Человечество приняло.
– Человечество приняло и другое. Быть человеком везде и всюду. А ты посмотри на себя. Во что ты превратился! Ты стал кидаться на людей. Ты безобразно поступаешь по отношению к тем, кто хочет тебе добра.
Это состояние необходимости длительного смирения я ощутил как-то в один миг, когда взял да и сказал маме:
– Я на работу не пойду. Все у меня развалилось внутри.
Мама забеспокоилась. Грелочку. Термометр. Чай. Сухарики. Мигом все в комнате преобразилось. На стульчике, Что был рядом, еще теплилась белизна белого халатика – врач приходил, температура тридцать семь и две.
Я лежу в обнимку, вместе с моим некто четвертым, грею его, миленького, и нам сладко и тепло. Он приблизил свою раскладушечку. Перебрался ко мне на грудь, зашептал лихорадочно:
Кто ты такой, чтобы ершиться? Маленький человечек. Ты себя не равняй с протопопом. Аввакум – гигант. С царем на «ты». Фигура государственного масштаба.
– Я и не думаю себя с ним равнять. Я хотел в этой моей жизни немного счастья. А счастье я не мыслю с обманом. Все, что я сам недобрал в жизни, хочу дать детям.
– Ты уверен, что то, что ты им даешь, им необходимо?
– Я Другой веры не знаю.
– А почему ты считаешь, что тот же Рубинский не прав? Может быть, он честнеё тебя. Праведнеё.
– Разве он готов пойти на самый последний шаг, чтобы защитить свою позицию?
– Разве способность пойти на последний шаг дает право превосходства над другими людьми?
– Так принято считать.
– Кто принял это? Где и когда принято?
– Человечество приняло.
– Человечество приняло и другое. Быть человеком везде и всюду. А ты посмотри на себя. Во что ты превратился! Ты стал кидаться на людей. Ты безобразно поступаешь по отношению к тем, кто хочет тебе добра.