Персидский мальчик   ::   Рено Мэри

— Плачет? Да он разгневан не хуже раненогольва! Держите свои головы подальше от его пасти.

Свою я берег до самого вечера. Александр не желал видеть никого из друзей, даже Гефестиона. Ссора последнего с Эвменом все продолжалась; думаю, Александр еще не успел простить этого. Слуги, принесшие трапезу, были выставлены, как и все прочие. Раненый лев не желал лечиться.

Ночью я отправился посмотреть, принял ли он ванну. Стражи, конечно, пропустили бы меня, но я боялся навлечь львиный рык на них самих, а потому попросил объявить обо мне. Изнутри раздался стон:

— Поблагодарите его, но не впускайте.

Про себя я отметил благодарность, которую не получил прежде; повторил попытку наутро — и был допущен.

Александр все еще зализывал раны. Вчерашний гнев, устоявшись, обратился глубокой обидой. Он только об этом и говорил. Я побрил, искупал и накормил царя. Все остальные пока что оставались за дверью. Александр передал мне большую часть своего обращения к армии — пламенные, яростные слова; слишком хороши, чтобы держать при себе. В этом он походил на женщину, вновь и вновь оживлявшую в памяти последнюю ссору с любовником, слово за словом.

Как раз после завтрака в двери поскребся стражник:

— Царь, пришли македонцы из лагеря, они просят дозволения говорить с тобой.

Александр переменился в лице, хотя нельзя сказать уверенно, что глаза его загорелись. Он едва заметно наклонил голову.